В Третьяковской галерее открылась выставка Архипа Куинджи - в Инженерном зале представлено 180 работ из коллекций Третьяковки, Русского Музея, 19 региональных собраний, из Азербайджана и Белоруссии, а также из одной частной коллекции.
В живописи XIX - начала XX века нет, пожалуй, более таинственной фигуры, чем этот сын крымского сапожника-грека. Покинувший Академию художеств самоучка, быстро взлетевший к самым вершинам славы; признанный мастер, на пике успеха ушедший в глухое затворничество и не выставлявший своих работ 20 лет; баснословно богатый человек, владелец доходных домов, щедро даривший деньги даже незнакомцам и обходившийся без помощи прислуги.
Многие художники в оправдание своих экспериментов повторяют сакраментальную фразу: «Я так вижу!» Но единственным, кто мог сказать это, не покривив душой, был Куинджи. О его картине «После дождя» в книге отзывов оставили запись: «Как это грубо и жестоко - брать такие моменты природы, от которых больно глазам!» О картине «Украинская ночь» живописец Крамской писал Репину: «Я вижу, что свет на белой избе так верен, что закрываю глаза и не могу больше смотреть».
Много лет спустя, когда Куинджи подружится с Менделеевым, знаменитый учёный принесёт прибор, позволяющий оценить чувствительность глаза к восприятию цветовых оттенков. И выяснится, что художник действительно видел иначе - не в плане творческих поисков, а в плане физиологии.
«Одна из обычных радостей Куинджи была помогать бедным так, чтобы они этого не знали» - это слова ученика Архипа Ивановича, художника и мыслителя Николая Рериха. Действительно, разбогатев, он скупал земли, дома, ждал, пока недвижимость возрастёт в цене, а потом просто дарил - и деньги, и усадьбы. Скажем, в 1904 г. отдал Академии художеств 100 тыс. рублей для выдачи 24 ежегодных премий, а пять лет спустя передал созданному им обществу художников 150 тыс. рублей и своё имение в Крыму. После смерти этого художника-миллионера была составлена опись его личного имущества: «Четыре мольберта, один этюдник, стенное зеркало в деревянной раме, скрипка в футляре».
На рубеже веков многие увлекались мистицизмом и потому считали художника чуть ли не магом, способным понимать язык животных, а особенно птиц. Он действительно считал себя «птичьим избранником»: «Как они чувствуют, когда им поможешь! В 12 часов я их на крыше кормлю, они со всего Петербурга слетаются, когда пушка ударит, они все около меня тут ходят, клюют и не боятся... И когда больная, с отмороженной или отдавленной ногой попадётся, она спокойно даёт себя взять. Она знает, что я ей сделаю хорошо...» Действительно, он умел лечить птиц, одному голубю даже сделал трахеотомию - тот долго ещё жил с трубочкой в горле. Ежемесячно для прокорма птиц покупалось до 70 французских булок, около 10 кг мяса и 6 кулей (то есть около 580 кг) овса.
Иные его современники, завидуя успеху художника, говорили о том, что Куинджи, дескать, не столько живописец, сколько делец, умеющий раздуть шумиху вокруг своих посредственных картин и внедриться в высшее общество.
«Лунную ночь на Днепре» на выставку Куинджи не давал, устроив небольшие просмотры в своей мастерской по 2 часа в день. Как-то раз к нему зашёл, по воспоминаниям художника, «какой-то молоденький офицерик», желавший приобрести полотно. Куинджи расставаться с картиной не хотел и назначил «цену несуразную» - больше 5 тыс. рублей. К удивлению художника, «офицерик» немедленно выдал деньги - он оказался великим князем Константином Романовым.