Сооснователь инвестфонда VIY Management Андрей Якунин рассказал RNS о влиянии политики ЦБ на инвестфонды, идеальных инвестициях и перспективах развития гостиничной индустрии в России.
Как вы оцениваете условия банковского финансирования в России? Модель инвестиционного фонда позволяет иметь более выгодные условия по сравнению с дорогими кредитами?
Нужно очень четко понимать, что партнерское equity-финансирование по определению не может быть дешевле заемного — никогда, ни при каких условиях. Но то, что сейчас делает ЦБ в рамках кредитно-денежной политики со ставками заемного финансирования в России, это беда для экономики и инвестиционной отрасли, в частности. И мы это видим не только по сокращению объемов привлечения заемных средств, но и по тому, что практически все фонды вне зависимости от стратегии имеют колоссальные сложности с привлечением средств и обоснованием мандатов на любые стратегии.
Индекс РТС в 2016 году закрылся на показателе доходности чуть менее 50% по доллару. Это котируемые торгуемые бумаги. Но если мы добавляем хоть какую-то премию за неликвид, малую капитализацию и страновой риск, то получаем, что рациональное решение об инвестировании в русский private equity можно принять только с ожидаемой доходностью на уровне 50%.
Количество бизнесов с такой доходностью, которые не связаны с торговлей оружием, наркотиками и другими делами такого рода, очень ограничено. Подобные ожидания для любого профессионального участника рынка, по сути, являются запретительными. Да, у нас иногда бывают проекты, на которых мы зарабатываем — удваиваем или утраиваем капитал. Но столько зарабатывает один проект, а не фонд. Стратегия построить фонд с ориентацией на такую доходность — из области мифотворчества.
Это характеристика инвестиционного климата в России?
Зачем его характеризовать? Нужно измерить объемы торгов на РТС и объемы привлечения по открытым позициям фондов — как хедж, так и тех, которые инвестируют в котируемую бумагу или в закрытые, некотируемые проекты.
Текущий год лучше, чем 2016-й. Мы наконец-то увидели первое за долгое время российское IPO, чего в последнее время не случалось. Мы увидели анонсы на размещение двух неплохих выпусков российских евробондов. С этой точки зрения, основания для сдержанного позитива есть. С приходом новой администрации в США интерес к развивающимся рынкам тоже начинает восстанавливаться. Если посмотреть MSCI Emerging Markets (индекс биржевых рынков стран с развивающейся экономикой, входящие индексы Morgan Stanley Capital Int. — RNS) и любые другие показатели, мы подобных ралли на развивающихся рынках как минимум последние три-четыре года точно не видели.
У нас одна из основных отраслевых конференций — это Global Private Equity Conference (тема в 2017 году «Будущее инвестиций в развивающиеся рынки». — RNS), которая проходит в Вашингтоне в мае. И в этом году на него уже записалось больше людей, чем было фактических участников за последние два года. Поэтому мы действительно смотрим на ситуацию с некоторым позитивом. Но до тех уровней, которые мы наблюдали пять лет назад или ранее, нам, конечно, очень далеко.
Видите перспективы развития своего бизнеса именно в России?
Если не видеть перспектив, можно уезжать на Алтай с удочкой и философски размышлять о смысле бытия. До этого состояния мы не дошли — работаем в Москве и Санкт-Петербурге. Да, мы всегда подчеркиваем, что сегодняшняя ситуация непростая, но даже в этих условиях, считаем, что есть определенные отрасли и сегменты, которые могут демонстрировать очень неплохую доходность. Это и пищевая промышленность, и образование, и медицина. На проекты в этих отраслях мы смотрим самым внимательным образом. Мы очень довольны результатами, которые демонстрирует наши портфельные компании, например, МК «Семейный доктор» и French Kiss (производитель премиального шоколада. — RNS). Мы не комментируем доходность наших портфельных компаний, но, если говорить в общем, годовая процентная доходность на уровне 20%, была бы хорошим результатом. Мы уверены, что в течение 2017 года как минимум еще одну инвестиционную позицию возьмем. А, может быть, и больше.
Вы говорили, что будете смотреть в России еще одну компанию-аналог «Семейного доктора». Уже есть варианты?
Да. Мы вступили в цикл, когда количество компаний, которые доросли до необходимости привлечения финансирования, существенно меньше, чем было несколько лет назад. Если в горизонте 2010–2011 года была ситуация, когда предприниматели носились за инвестфондами, то сегодня мы наблюдаем дефицит хороших инвестиционных возможностей. Поэтому, когда мы их находим, то основатели бизнеса, инициаторы, оказываются в некотором смысле в уникальных исторических условиях, когда мы боремся за хорошие инвестиционные проекты, а не наоборот.
А другая компания, в которую вы планируете инвестировать, из какой сферы?
Это первичная переработка и производство продуктов питания. Сразу хочу отметить, что мы очень четко делим компании на две группы. Первые — грамотно развивались, и сами по себе являются очень хорошими компаниями с хорошим продуктом. И та ситуация, которая возникла, что у них в силу искусственных причин снизилась конкуренция за счет импортных товаров, пошла им на пользу, но не является критической для их существования. Вторые — не имеют права на жизнь в рамках конкурентного рынка. Мы смотрим только те компании, которые относятся к первой группе. И мы считаем, что у этой компании (в которую планируется инвестировать. — RNS) как минимум есть продукт, который мы точно покупаем сами, и считаем, что он надлежащего качества.
Москва или Подмосковье?
Нет. Это более отдаленные регионы.
Изменились ли для вас условия работы после ухода вашего отца с поста главы РЖД?
Изменения произошли, прежде всего, для меня лично. У него теперь есть больше времени, чтобы проводить с внуками. А у меня, соответственно, есть больше времени, чтобы ездить и смотреть, что происходит с конкретными компаниями. И я полагаю, возможность уделять больше времени каждой конкретной инвестиционной позиции идет на пользу как конкретной компании, так и всему инвестиционному портфелю.
Владимир Якунин вас консультирует в рамках работы фонда?
Нет. Мы принципиально никогда не занимались ничем, что было бы связано с транспортом, поэтому у нас не было необходимости прибегать к его профессиональному опыту.
Значит, логистические и транспортные объекты не рассматриваете принципиально. Почему?
Раньше не рассматривали по известным соображениям. А сейчас денег нет. Если подскажете, где собрать инфраструктурный фонд, то я с удовольствием изменю свое мнение и посмотрю инфраструктурные проекты, потому что, считаю, что это интересная отрасль. Особенно на развивающихся рынках. И в ней точно есть что половить.
А сфере девелопмента? Особенно на фоне планов правительства Москвы снести 25 млн кв. м «хрущевок», на месте которых потенциально можно построить 70 млн кв. м жилья.
Построить 70 млн кв. м даже по $2 тыс. за «квадрат» — мы говорим о проекте в $140 млрд. Я не отношусь к тем игрокам, которые оперируют подобными цифрами.
А в целом направление строительства жилья?
Это вопрос непростой. Вы наверняка отслеживаете разного рода инициативы, от которых у всех девелоперов волосы встают дыбом. Например, освободить некоторые клиентские группы от процентов по ипотечным кредитам либо сделать forced conversion (вынужденную конверсию. — RNS) ипотечных кредитов, которые были взяты в валюте. Естественно, подобные инициативы не способствуют росту инвестиционной привлекательности девелопмента жилья. Если будут более предсказуемые, более стабильные правила игры, то в насыщаемости жильем, особенно российских городов-миллионников, точно есть потенциал.
Если же говорить о нас, то мы считаем этот сегмент интересным. В России у нас приличный портфель проектов в сфере недвижимости, преимущественно в гостиничной, но есть и коммерческая.
Например, в любимом нами Питере мы делаем проект «Никольские ряды», далеко не самый простой проект, как многие знают, но мы все равно считаем, что даже в этих условиях мы его успешно доведем до конца. Мы привлекли оператора Meininger в качестве нового партнера, с которым ранее не сотрудничали.
Что касается многофункциональной офисной недвижимости, то у нас есть — проект «Рублево» с коммерческими площадями и апартаментами на Рублево-Успенском шоссе. Мы получили разрешение на строительство и это важная веха в развитии этого проекта.
Еще у нас остался проект с Honka по коттеджному поселку под Санкт-Петербургом. Сейчас, в принципе, с коттеджной недвижимостью у нас темпы продаж несколько ниже, чем раньше. Но мы по ним не отстаем от рынка, довольны ценами, по которым совершаем сделки. К сожалению, сам темп продаж зависит не от нас.
Планируете расширять сотрудничество с Meininger в других городах?
В Москве пока ищем площадку. Другие города надо посмотреть. Есть разные регионы, опыт работы в которых мы уже накопили. Вполне могут быть один-два региона, которые созрели для подобного продукта.
Например, какие?
Казань — точно. Новосибирск — может быть.
На российском гостиничном рынке наблюдается оживление. Это связано преимущественно с перспективой быстрее окупиться за счет ЧМ-2018? Гостиницы в России — перспективный сегмент?
Гостиничным бизнесом в России мы занимаемся 15 лет. Было бы глупостью расписаться в том, что мы все эти годы занимались бесперспективным делом. Но что касается профессиональных инвесторов, то, конечно, никто из нас не рассчитывает ни на футбол, ни на Олимпиаду. Мы все знаем математику как минимум на уровне трех классов. В Санкт-Петербурге футбольные матчи ЧМ-2018 будут проходить шесть дней. За этот срок окупить гостиницу невозможно, ставка в стандартной гостинице в этом случае должна быть $20–25 тыс. за ночь. Это, совершенно очевидно, бред. Если вы посмотрите на примере Олимпийских игр в Афинах, футбольного Евро в Польше и на Украине — все случаи, когда гостиничная инфраструктура развивалась под конкретное событие, были стратегически неудачными.
Если у вас нет legacy planning (планирование дальнейшего использования объектов. — RNS), — а лучшие примеры это Турин и Барселона, — то ничего хорошего из этого не выйдет. Подобное событие может стимулировать всплеск интереса, и, если это правильно поддержано и переведено в долгосрочную стратегию развитию региона, тогда гостиничная инфраструктура, безусловно, будет развиваться и демонстрировать хорошие показатели. Поэтому я сразу говорю: то, что профессиональные инвесторы дисконтируют на ноль эффект от любого масштабного события, это просто клинический факт.
Второе — безусловно, нужно учитывать, что, например, Петербург по росту туристического потока, несмотря на ситуацию последних трех лет, демонстрирует очень хорошие показатели. И TripAdvisor признал Питер одним из лучших направлений в мире. Мы видим рост турпотока и с североамериканского направления, и естественно большой интерес со стороны наших друзей-китайцев. Поэтому спрос на гостиничную инфраструктуру будет. Другое дело, что в Санкт-Петербурге инфраструктура не является бутылочным горлышком. И для дальнейшего роста турпотока есть другие сдерживающие факторы. В других регионах, возможно, иная ситуация.
Какие сдерживающие факторы вы имеете в виду?
Например, транспортные площадки для автобусов. Если ты не можешь подъехать к Эрмитажу или Царскому селу, велика вероятность того, что ты его не посетишь. Это актуально особенно для центральной части города, где земля существенно ограничена водой. Эту проблему мы все в отрасли пытаемся решать, но она еще существует. Второй вопрос связан с тем, что пересекаются ключевые группы обычных туристов и MICE (участники выставок, конгрессов, конференций и др. — RNS). Стандартная конференциальная деятельность направлена на то, чтобы расширять сезон и создавать спрос на тех его «хвостиках», которыми обычными туристами загрузить сложно. Когда у вас возникает конкуренция в высокий сезон между участниками MICE и групповым туризмом, это создает проблему, которую точно так же надо решать.
Правда ли, что вы активно ищете покупателей на петербургский отель Four Seasons? Есть ли сейчас интересанты?
У нас любой бизнес всегда на продажу. И мне всегда странно утверждение, что кто-то свой бизнес не продает. Либо ты не веришь, что можешь получить за него справедливую цену, либо ты не веришь, что у тебя его кто-то купит. Мы верим и в то, и в другое. С другой стороны, учитывая то влияние, которое рынок испытывал в течение последних трех лет, мы объективно столкнулись с ситуацией, что нам придется держать этот актив дольше, чем мы изначально планировали. Плохо это или хорошо, можно будет посчитать только когда мы эту позицию закроем. На сегодняшний день у нас есть несколько предложений, которые мы могли бы рассматривать, но благодаря тому, каким образом мы смогли выстроить проект совместно с нашими партнерами по заемному финансированию — Банком Москвы (сегодня — ВТБ), — у нас нет никакой острой необходимости бежать и продавать его сегодня; пока смотрим варианты, ведем переговоры с двумя основными инвесторами.
Сколько, по вашей оценке, отель стоит сегодня?
В последний раз Four Seasons продали за $2,5 млн за номер. При пересчете на 180 номеров в Санкт-Петербурге и с учетом 10–15% странового дисконта, получаем около $400 млн, но это оптимистичная оценка. Если было бы, скажем, пять таких сделок, мы бы имели аналоги и могли точно оценить. Я глубоко убежден, что «Дом со львами» — это уникальный объект. Какая бы ни была зафиксирована цена, я очень плохо себе представляю сопоставимый аналог, относительно которого его можно будет оценить потом.
В какой перспективе вы рассчитываете продать отель?
Пока мы в своем бизнес-плане отстаем примерно на два года по тем финансовым показателям, которые планировалось достичь на уровне операционной прибыли и EBITDA. Наверное, этот лаг более менее отражает то, как удлинился инвестиционный цикл.
АФК «Система» смотрела этот актив?
Нет, потому что он немного не вписывается в ту стратегию, которую они строят для своего гостиничного направления. Исходя из моих представлений о структуре портфеля «Системы», я сходу не вижу синергию между «Домом со львами» и другими их активами. Хотя, безусловно, Владимир Петрович (Евтушенков. — RNS), с учетом его колоссального опыта, может видеть что-то, чего я не вижу.
После Brexit рынок лондонской недвижимости стал привлекательнее?
Есть два фактора. Во-первых, фунт «лег», а во-вторых, произошла общая коррекция рынка, поэтому для «нефунтовых» покупателей сейчас очень хорошее время. Я совершенно убежден, что рисков по фунту намного меньше, чем по евро. Если смотреть на портфели, которые требуют диверсификации из евро, Лондон — это очень интересная возможность.
Рассматриваете ли вы такую диверсификацию в рамках VIYM?
У нас сейчас немного другой интерес. Мы считаем, что можем найти более высокую доходность в других регионах. В Манчестере, например. Там есть планы построить гостиницу. Кроме того, смотрим площадки в других европейских городах — таких как Мюнхен, Гаага, Антверпен, Милан и Вена.
У вас очень диверсифицированный бизнес — от шоколада и туалетной бумаги до программно-технологических комплексов в нефтяной отрасли, производства производителе центробежно-литых труб и т. д. Во всех компаниях остаются партнеры-основатели. Вы не стремитесь к получению контрольных пакетов?
Я всегда предлагаю посмотреть на это со следующей точки зрения. Если мы с партнером создали компанию, в каких условиях мы будем готовы отдать кому-то, кто даст деньги, контрольный пакет? Либо мы не верим в компанию, либо мы не верим в свои компетенции как менеджеров. Согласитесь, что и то, и другое весьма спорный тезис для повышения интереса к компании портфельного инвестора. Поэтому для нас та ситуация, когда инициатор не стремится сохранить контрольный пакет, является тревожным звоночком. Мы хотим понять, почему? Либо это ситуация «Штандартенфюрер, я безумно устал», либо там могут быть подводные камни, которые мы сразу не видим. С другой стороны, практика ведения бизнеса в некотируемых компаниях такова: нам нужно иметь достаточно крупный пакет, чтобы обеспечить защиту своих интересов и как минимум блокировать принятие решений, если, по нашему мнению, они наносят реальный ущерб стратегии развития компании. В каких-то ситуациях могут быть отклонения в ту или другую сторону. Но это, скорее, исключение, чем правило.
Например, в «Семейном докторе» у нас миноритарный пакет. Но в этой компании мне нравится все — и то, что ее создали и вырастили несколько основателей-инициаторов, и то, что они работают как команда. Мне нравится, что они отдали нам блокпакет, потому что считают, что мы можем посмотреть на инвестиционную стратегию, и если нас что-то не устраивает, то мы можем внести свое решение. Если посмотреть на идеальную инвестицию, как я ее себе представляю, она очень похожа на эту.
Что еще можно назвать практически идеальной инвестицией из ваших текущих бизнесов, помимо «Семейного доктора»?
«Сыктывкар тиссью групп» (производитель санитарно-гигиенической продукции. — RNS), очень хорошая компания, очень хороший основатель и менеджеры. И нам очень нравится продукт.
Из «Агро-Альянса» мы вышли, но с особенной теплотой и интересом следим за дальнейшим развитием этой компании.
А производитель центробежно-литых труб «Ахтуба»?
Мы уверены, что «Ахтуба» разовьется, и в разумный срок — скорее всего, в течение трех-пяти лет — точно станет «звездочкой» в портфеле VIYM. Но, как говорится, если собрать девять беременных, они за месяц не родят. Компании нужно время для органического роста, сейчас «Ахтуба» как раз проходит через такой период.
Какую доходность вы ожидаете от этой компании в перспективе трех-пяти лет?
Думаю, что, если мы не достигнем 20–25% IRR (internal rate of return, внутренняя норма доходности. — RNS), это, скорее, будет неприятным сюрпризом.
Сколько средств вложили в VIYM вы и ваш партнер Яир Зив на данный момент?
Наши люксембургские фонды — это фонды первого поколения. После 2008 года мы видим ситуацию, когда огромное количество институциональных игроков просто в рамках риск-профилирования не инвестируют в фонды первого поколения. И это сужает пространство, из которого ты можешь черпать потенциальных клиентов и инвесторов. По сути, ты выходишь на рынок частных лиц, которые, в первую очередь, заинтересованы в том, чтобы убедиться в отсутствии агентской проблемы между управляющим фондом и ими. Поэтому они настаивают на достаточно высокой доле, которую должен вложить управляющий. Когда-нибудь, мы надеемся, что как великие инвесторы будем вкладывать свои 2–5%, а под них собирать остальной капитал. У нас два фонда по $100 млн, пока нам приходится вкладывать не менее 20% своих средств. Говорят, что с третьего станет полегче.
Есть планы насчет третьего?
Да, планы есть. В новый гостиничный фонд мы планируем привлечь €200–350 млн, в зависимости от объема инвестиций на сделку. Первые инвестиции из этого фонда могут быть совершены в горизонте 2019–2020 года.