Россия в 1998 году не впервые пошла своим путём, и это стало для неё спасением

Дефолт, ещё дефолт

Теперь, собственно, о дефолте. По всем параметрам, или же законам экономики, которые имеют особенность не срабатывать в самый неподходящий момент, российский бюджет должен был рухнуть ещё весной 1998 года. Как раз, когда на исполнительную власть поставили Сергея Кириенко. И возможно, было бы даже лучше, если бы молодой Сергей Владиленович сразу объявил что-то вроде дефолта. На практике все меры, принимаемые новыми министрами, только усугубляли ситуацию.

Нельзя не признать, что у тех, кто сегодня призывает к уголовной ответственности за события августа 98-го для Сергея Кириенко и возглавлявшего тогда Центробанк Сергея Дубинина, есть к тому немалые основания.

Впрочем, тогда надо спросить и с Бориса Ельцина, и с могучей кучки олигархов, начиная с уже умершего Бориса Березовского и севшего совсем за другое Михаила Ходорковского. А также с пропавшего в никуда Владимира Гусинского и со здравствующего Виталия Малкина, который ныне заседает в Совете Федерации. И с уже покойного Владимира Виноградова, с «оставшихся при своих» Владимира Потанина, Михаила Фридмана или Петра Авена, с нынешнего грузинского премьера Бедзины (он же – Борис) Иванишвили, и кончая примкнувшими к ним Олегом Дерипаской и Романом Абрамовичем.

Но вернёмся к делу – тем более, что очень похоже на то, что всё и делалось тогда только для того, чтобы сиюминутно попристойнее отчитаться перед президентом Ельциным. Пирамида ГКО-ОФЗ продолжала раскручиваться дальше – в долг летом в Центробанке брали уже и под 120 и под 160 процентов годовых. Правда, по доброй воле уже мало кто давал, так как никто уже не верил в реальность возврата. Дальше тянуть было уже нельзя, и 17 августа был использован чуть ли не последний шанс что-то сделать, не особо советуясь с президентом и его окружением.

Удар по банкам, а главное по людям оказался просто страшным. Но если банки – это просто структура, то люди-то пострадали реально. Не было ведь тогда ни системы страхования вкладов, ни каких бы то ни было механизмов индексации. Ни вкладов, ни зарплат, ни пенсий…

А банки, что банки – многие из них, хотя и не без проблем, ушли под банкротство, отнюдь не всегда грозящее реальными потерями владельцами и топ-менеджменту. А некоторые благополучно увели «чистые активы» в новые структуры или в офшоры, бросив на волю вкладчиков то, что останется.

Итог известен – масса скандалов и настоящих трагедий, сотни тысяч разорившихся людей, и… всплывающие тут и там бывшие великие банкиры… Кстати, и «великий» тогдашний глава ЦБ РФ Сергей Дубинин, как и его тёзка-премьер Кириенко, тоже ведь всплыл – теперь он председатель наблюдательного совета ВТБ.

Двадцать лет спустя стало намного проще говорить о том, что дефолт оказался для российской экономики скорее полезным, чем вредным. Но даже если это так, то в проигрыше ведь оказались многие, точнее даже – подавляющее большинство из нас, да и государство-то выправилось, прежде всего, за счёт усилий населения, и за счёт того, что население опять сумело стерпеть.

Преимущества.net?

Тем не менее, для полноты анализа всё-таки перечислим преимущества, полученные отечественной экономикой в результате дефолта. Итак, первое - по следам августа 98-го цены внутри России повышались намного медленнее, чем подрастал курс доллара, и это помогло встать с колен целому ряду отечественных предприятий. Такая тенденция сохранялась практически до осени 1999 года, когда на исполнительную власть последовательно назначили Сергея Степашина, а потом Владимира Путина.

Но где же здесь заслуга авторов дефолта? Не правда ли, надо просто отдать должное тем, кто принял у них руль осенью 98-го. Второе - многие предприятия, особенно из числа ориентированных на внутренний рынок, получили от дефолта, прежде всего, конкурентные преимущества. За счёт чего – а за счёт возможности держать цены намного ниже долларовых у импортёров. При этом, естественно, объёмы импорта в Россию заметно снизились.

Так было и в секторе товаров высокого качества, которые на достаточно длительное время выпали за рамки сферы реальной конкуренции с российскими товарами, и в секторе дешёвого ширпотреба, которому новая российская власть жёстко перекрыла каналы поставок в Россию. Времена засилья «челноков» к тому времени уже остались позади. Как видите, и здесь никакой заслуги творцов дефолта не наблюдается.

В какой-то мере парадоксально, но в конце концов в выигрыше оказались и те, по кому дефолт, хоть и через банки, ударил в первую очередь. Речь – об олигархах и их структурах, в которых ориентированные на экспорт составляющие тоже получили конкурентные преимущества за счёт курсовых разниц.

А ещё им помог неожиданно возобновившийся рост цен на нефть, а также на металлы – и цветные и чёрные. Всё это, как известно – основные российские экспортные товары.

Здесь нельзя не вспомнить, что в какой-то мере фактором, сработавшим на ликвидацию последствий дефолта, стала даже активизация боевых действий в Чечне. Военный заказ, как бы там ни было, простимулировал сразу нескольких смежных отраслей экономики.

Наконец, ситуация с рублём, в точности отвечающая лозунгу: «налетай – подешевело», так или иначе подтолкнула приток в страну инвестиционных ресурсов. От краткосрочных, но рекордных прибылей за счёт игры на курсах тогда мало кто мог отказаться. В результате только после дефолта Россия наконец обзавелась более-менее цивилизованным фондовым рынком.

Не верь никому

И всё же, как показано выше, были у дефолта и «позитивные» последствия. Но если сопоставить их с негативом от дефолта, сравнение получается весьма грустным. Самое худшее, всё же, что люди окончательно перестали верить в рубль, причём надолго.

Сомневаюсь, что и сегодня хоть кто-нибудь в России твёрдо и безоговорочно верит в свою валюту. Ведь были уже рубеж 2008-2009 годов с мягкой девальвацией и крах рубля осенью 2014-го, и двойной откат в самом начале СВО, к счастью, ненадолго.

Не потому ли о конвертируемости рубля, пусть хотя на пространствах бывшего СССР или хотя бы Таможенного союза или ЕАЭС, до сих пор остаётся только мечтать? Вера во власть тоже была утрачена, правительство Примакова лишь чуть поправило дело, а о том, что было дальше, лучше промолчим.

Увы, но никто в России со времён дефолта не верит и в банки, и в нашу финансовую систему в целом. Хуже того, кажется, что до сих пор большинство населения вообще не верит в то, что в финансах страны когда-нибудь и что-нибудь реально наладится.

И вдобавок ко всему этому – реальное падение производства, рост безработицы и ползучий и практически до нынешнего дня не прекращающийся, рост цен. А ещё – падение жизненного уровня, и обращение в фактический «нуль» вкладов в банках. И монетизация льгот, а теперь ещё и откровенно грабительская пенсионная реформа.

После 17 августа 1998 года России предлагалось уйти в «изоляционизм», чуть ли не строить железный занавес, рискуя нарваться на глобальный товарный голод. Но добиться оживления экономики, в определённой мере используя последствия дефолта всё же удалось.

Удалось правительству Евгения Примакова с первым заместителем по экономике Юрием Маслюковым и главой Центробанка Виктором Геращенко. Удалось за счёт предельно жёсткой денежно-кредитной политики и глобальной расшивки неплатежей.

За счёт мощных таможенных барьеров в виде запретительных пошлин на то, что могло производиться внутри России и широкого спектра мер экономического протекционизма. За счёт прямой поддержки социально важных отраслей и конкретных предприятий, наконец, за счёт жесточайшего контроля в сфере обращения валюты.

По поводу последнего нельзя не вспомнить ликвидированную спустя полтора года после дефолта федеральную службу Валютно-экспортного контроля, сумевшую, хотя бы на время, но почти полностью закрыть коридоры утечки валюты из страны. Служба ВЭК, созданная по личной инициативе президента Ельцина и прямо подчинённая ему, координировала усилия сразу семи ведомств – Центробанка, Минфина, Минэкономики, Министерства внешних экономических связей, Таможенной и Налоговой служб, Федеральной службы по финансовым рынкам в сфере валютного контроля.

Преемник ВЭК – служба финансового мониторинга, к сожалению, до наших дней только собирает информацию о подозрительных сделках и валютных потоках, не имея ни права возбуждать уголовные дела, ни возможности выступить с законодательной инициативой.