Продолжение. Начало: Эпизод 1
Однако далеко не все интеллигенты, даже российские, положительно восприняли идею революционной избранности нашего народа в результате событий Октября 1917 года. Несение интеллигентского бремени для многих вылилось в эмиграцию. Большинство уехавших на Родине оставшиеся немедленно заклеймили позором, объяснив их отъезд исключительно непониманием народа, и неумением и нежеланием разделять его тяготы и высокие мечты.
То есть, уехавшие стали считаться оставшимися не совсем русскими интеллигентами, в революционном понимании этого слова. Уехавшие ответили анафемой.
Но при этом, оставшимся предложили отказаться от их вечных почти бесплодных метаний вокруг и около жизни, ввиду достижения идеала, и превратиться в винтик в механизме будущего победившего социализма. И ничего иного от них особенно не требовалось. При этом в почти обязательном порядке вводились изначальные оценки деятельности русских интеллигентов, которые раньше они накладывали на себя добровольно. Например, сделал ли он некое практически безвозмездное благо народу, или по каким-то причинам не осознал необходимости совершения данного поступка. Также слишком оценивалось классовое происхождение Российского Интеллигента.
Можно констатировать, что в Советской России остались более идеализировавшие жизнь люди, в целом, и российские интеллигенты, в частности. Многие из покинувших часто уезжали чисто из-за бытовых проблем, или элементарной личной, но иногда очень крупной злости. Оставшиеся не всегда хотели видеть несуразности советской практики, объясняя это «переходными периодами» и «пережитками прошлого». Однако, в итоге, слишком велик оказался разрыв в СССР между словом и делом.
И те, кто уехал, и те, кто остался, почти сразу прервали практически все связи друг с другом. Ведь произошла смена понятий, когда у людей появились другие критерии оценки себе подобных, часто совершенно не связанным с их человеческими качествами или заслугами перед миром, а связанных только их отношением к малой части их внутреннего сознания, отношению, гипертрофированному среди большинства жителей страны предыдущей историей России, к новой власти. Это не новая мысль Человечества. Но почти никто её тогда не воспринимал как старые грабли, и раскол оставался и усугублялся.
При этом обе стороны называли свою позицию единственно правильной. Уехавшим и оставшимся доказывать это было довольно легко, хотя и по разным причинам. Первым меньше требовалось давать отчет о своих мыслях, поэтому они всегда могли найти полноценное оправдание всем своим размышлениям и позициям, в том числе и самое правильное. В СССР же, как известно, цензура пыталась залезть и в головы людей, так как многие из них вначале не всегда всё правильно думали в отношении самой возможности гуманистического построения социалистического общества.
А потом власти стали интересны не только те мысли, которые касались новых и старых общественных отношений, но и очень многие другие тоже. Так что свои истинные размышления по самым главным вопросам в условиях того состояния политической системы тогда могли скрывать только приспособленцы, а их к интеллигентам-идеалистам изначально можно отнести с очень известной натяжкой. Многие же остальные люди в те времена честно воспринимали все, казавшиеся нормальными идеалы тогдашнего строя. Тем более, что всем жителям страны Советов по всем вопросам постоянно предлагались вполне обоснованные и очевидные в своей простоте объяснения, которые очень часто почти не умозрительно перекрывали все возможные доводы противной стороны.
Но, тем не менее, немало оказалось нормальных русских интеллигентов и среди тех, кто добровольно уехал в эмиграцию в последние 30 лет Советской власти до самого её развала. Однако большинство в каких-то аспектах не согласных с отечественной политической жизнью всё же остались здесь, и занимало некую эпатажную полуэстетскую позицию. Многие из таких людей находились вроде бы при власти. Они безо всякого сопротивления со своей стороны успешно получали от неё все положенные им по их заслугам и рангу блага. Но при этом вроде бы сидели в этаких индивидуальных башнях из различных твёрдых или не очень пород дерева и других материалов, и каким-то не очень понятным нормальному человеку способом высокомерно не принимали эту самую власть. Хотя при всём несогласии с ней не сильно спешили отказываться от получаемых от неё удовольствий. Мол, «раз я умею хорошо думать, то мне, как умному интеллигенту, эти блага положены, ибо я их заработал». Что есть, правда. И таких умников было немало и среди остававшихся, так сказать «русских интеллигентов».
Но нормальный Российский интеллигент всегда куда более горд в своих основополагающих принципах и гораздо более щепетилен в своей материальной жизненной позиции. В это время уезжали лишь те, кто не мог ужиться даже в этих башнях или протестовал, в том числе и против них. Многие из уехавших были гораздо более честны перед всеми, включая и посидельцев-постояльцев не сильно высоких «башенок», немалая часть которых вообще была не выше землянок.
Эпоха романтизма и принятия Российского интеллигента в качестве определяющего субъекта политической истории страны заканчивается.
Новые российские власти, хотя и являются в большинстве своем детьми Российских Интеллигентов, по всей видимости, не слишком хорошо поняли их ошибки и так же, как и революционеры победившего в Октябре 1917 года восстания использовали в борьбе со своими противниками методы, до которых и царские палачи (да и последние советские власти) не посчитали возможным опускаться. Они просто возвратились к предыдущему времени, не посчитав нужным использовать огромный опыт Советской власти.
Как известно, с голодовками при последнем царе нередко боролись кормежкой, с бунтами заключенных – слишком часто уговорами, хотя, разумеется, были и нормальные подавления недовольства; а за антиправительственную деятельность ссылали на казенное содержание часто не в самые плохие края (Ленин в Шушенском). Похоже, что в тех правителях и исполнителях, как это ни странно звучит, крепко сидели хотя бы задатки Российского Интеллигента.
Не то стало при большевиках! Голодовок не устраивали, нередко они были хроническими. С бунтами расправлялись надежно и просто: отстреливали. Как и при царизме, людей ссылали за антиправительственную деятельность и даже за её отсутствие. Но ввиду массовости ссыльных, хотя всех по-прежнему сажали на казенное «довольствие», его хватало не всем, а даже за получение причитаемого в местах заключения содержания часто требовали отработать непосильным трудом, затраты на который слишком часто были гораздо больше, чем количество получаемых в пайке калорий.
Но в целом подход был тот же, что и при царе, да и при всех остальных властях мира: виноватых в противоправительственной деятельности карать.
Однако, потом положение стало меняться. Преследования в Советском Союзе по отношению к «заблуждающимся» стали более спокойными, менее топорными. Одним словом, гуманнее.
Поэтому, теперь уже нельзя сказать, что сегодняшние новые Российские интеллигенты как-то творчески переосмыслили наследие отцов. Они просто перечеркнули его и выбросили как балласт. Они слишком хорошо поняли, как использовать доставшие их противоречия и метания характера честного и бессеребренного Российского Интеллигента в своих и только своих интересах. Они уже довольно легко преодолели в себе почти всероссийский комплекс альтруизма и теперь готовы положить все головы доверившегося им народа к ногам практичных иностранцев. Во многих из нас тогда ещё оставался царь в душе. Некоторые из них в начале, может быть, как-то и верили в какие-то загадочные высокие идеалы, ради которых новые правители когда-то бурно заседали, иной раз и шли, а чаще всего и ехали на личных автомобилях на штурм партийных бастионов Советского периода.
Но слишком слабо их преследовали. Плохо их гноили. Слишком цивилизованное отношение к людям уже давало о себе знать. Противники прежней власти этим прекрасно воспользовались, потому что, не было на них серьёзного внешнего воздействия, из чего у них лично развилось бы внутреннее искреннее необозлённое страдание, воспринимание чужой боли, как своей.
Нельзя же всерьёз говорить о гонении на будущего первого российского президента накануне юбилея Октябрьской революции в 1987 году, свалившегося, как нас уверяли, в глубочайшую яму, которая при ближайшем рассмотрении оказалась должностью министра строительства при сохранении абсолютно всех кремлёвских и других партийных и правительственных благ.
Несмотря на весь кошмар его положения, на самом деле судьба этого типа должна была вызывать очень лёгкое сочувствие только в качестве слегка побитого «строгачами» крупного партийного функционера. В какой-то степени он повторил некоторые судьбы известных и по сию пору людей, которые стали рассматривать свою личную обиду в качестве обиды на государственную власть всего народа. Бомарше, в итоге, сделал карьеру богача, взывая к всенародной справедливости в защиту попранного лично против него права. Правда, в дополнение к этому он ещё оказался и великим драматургом. Поэтому Бомарше навсегда останется хотя бы в истории театра.
Но это стало понятно только сегодня.
При этом настоящий нынешний Русский интеллигент, ленивый кухонный мыслитель не станет бороться за власть. Он с глубокими многоречивыми рассуждениями тупо уступил ее своими чисто помытыми руками более во власти нуждающимся, тем, кого только власть может духовно обогатить (исключительно в следствии широких возможностей на властном посту обогащения материального), причём, в разных ипостасях.
Если же не будет никаких нормальных изначальных ограничений, которые, например, успели начать внедрять в США Вашингтон и Джефферсон, то взявшие в России власть граждане успешно продолжат использовать её на всю катушку во имя исключительно своих собственных интересов, как это и происходит в настоящее время у нас. Американцам повезло, что их нормальным, умным, честным и практично идеалистичным первому и третьему президентам почти не мешали, они не имели серьёзной оппозиции внутри страны при своих преобразованиях и многое успели сделать, чтобы надёжно действовал внутриамериканский механизм защиты демократии и более или менее равных прав поначалу хотя бы белых людей.
Само собой напрашивается вывод, что порядочные люди просто обязаны удерживать власть, пока не утвердится какой-то нормальный новый порядок, который поддерживается самими уже привычными к этому гражданами. Уверять, что это не их дело никак нельзя. У честного человека, или, в наших условиях, настоящего Российского Интеллигента и не может быть другого интереса, кроме как интереса его собственного народа. Об этом же они вопили многие десятилетия и, наконец, внедрили эту мысль в умы отечественных граждан. На нашу голову. Мы ведь поверили, что это и есть идеал всех наших бывших и нынешних «борцов за демократию».
Каждый человек потенциальный Бог, он и есть таков в своих мыслях и некоторых поступках. Но во взглядах большинства людей таковым не всякий, помимо, разумеется, них самих, может стать. Иначе слишком много богов для одного чрезвычайно маленького мирка, которая есть Земля. Тем не менее, есть мир каждого отдельного человека, где он есть и царь, и Бог, несмотря ни на что его окружающее. Однако некоторые люди не поверили тому, что они не смогут стать богами для всех. Эти люди отлично восприняли мысль Чаадаева о создании собственной религии. Они её создали, но одновременно создали бога, кумира в своём лице, которому всё позволено, лишь бы были харизма или власть. Мы не сразу это поняли и поверили им. А они легко и свободно обманули остальной народ, который в большинстве своём оставался Российским интеллигентом и верил чужим словам о честности.
Другие же РИ, прикрываясь лозунгами о своём нежелании пачкаться в построении нормальной жизни, ушли, как они думали, в позолоченные башни, оказавшимися на самом деле в большинстве своём грязными помойками чужой бессмысленности и безыдейности. А пачкаться остались те, кто не боится оказаться грязным, но при этом быть хорошо одетым и вкусно жующим. Так что, в итоге, вместо старой партийной номенклатуры, к власти в России пришли молодые воры.
Так что у нас в стране не те люди стояли у истоков распавшейся после СССР России. И далеко не они правят сегодня. Но может быть это уже совсем другой вопрос.
Продолжение следует
