Писатели - это та часть общества, которая никому не нужна. Ни при жизни, ни после. Кто сейчас читает Толстого и Достоевского? Бунина? Чего они добились в жизни? Чего добился я сам?
Константин Воробьев, Из записных книжек (1950-1960)
Для кого писать?... Я всегда пишу для какого-то одинокого и абстрактного парня, который сидит где-то на полярке, или в разведке, или живет в Житомире в каком-нибудь "сучьем кутке". Главное, для одинокого парня. Реши эту проблему просто, для кого тебе не жалко положить душу на бумагу, вообрази этого реального или вымышленного человека и пиши для него и только для него.
Олег Куваев. Из письма Б. Ильинскому
А написанная им книга разошлась по
цитатам,
торжественным, звонким и грустным...
Олег Куваев. "Устремляясь в гибельные выси"
11 августа 1984 года Галина Михайловна Куваева, сестра Олега, Адель Ивановна Алексеева, редактор из "Молодой гвардии" и я выехали восьмичасовым поездом из Москвы в Свечу на торжества, посвященные 50-летию со дня рождения Олега Михайловича Куваева.
Ехали около пятнадцати часов. Проезжали Шарью, Поназырево и другие станции со знакомыми по рассказам Олега названиями.
Поназырево проезжали около десяти часов вечера. Галина Михайловна показала дом, где они жили, где родился Олег. Дом стоит прямо у железнодорожного полотна. Луна была над домом, большая и круглая как шар. Холодный свет, исходящий от нее, леденил душу, и вид ее рождал страх и потусторонние мысли. Что-то мистическое и чужое было во всем этом пейзаже, промелькнувшем за окном поезда. Это было мое первое знакомство с таинственным Поназырево, поселком, который записан в паспорте Олега Михайловича Куваева как место его рождения, и где мне очень хотелось побывать.
Приехали в Свечу в час ночи. Нас встречали на вокзале. Генрих Иванович Юферев сказал мне: "Я Вас сразу же узнал. По фотографии". - "Какой?" - "При открытии школьного музея в Калиниграде <сейчас Королёв>". Ну, это другая история.
И все это показалось таким чужим - "из незнакомого далека". Когда же, несколько лет спустя, Галина Михайловна вновь засобиралась на свою родину - взглянуть еще раз - я так прилипла к ней, что она не могла мне отказать в компании, и мы приехали в Поназырево вдвоем. Мы подолгу ходили по поселку, и она все узнала, все вспомнила, все оказалось незабываемым для нее, хотя прошла почти вся ее жизнь с того времени, когда она последний раз была здесь. Она познакомила меня со всеми местами, где они жили и бывали с мамой, отцом и Олегом. Когда я узнала Поназырево поближе, мое мнение об этих местах совершенно изменилось - я полюбила эти места всей душой, и они стали для меня такими же родными, как и то место, где я родилась и жила в детстве.
И теперь, я совсем другими глазами смотрю на Поназырево из окна поезда. А уж в сердце своем храню память о поездках туда, как самое мое дорогое и главное воспоминание в жизни.
Помнится еще одно знаменательное для нас событие, которое произошло в Поназырево в ту поездку.
Среди стихов, посвященных Олегу за годы после его ухода, мы встретили и стихи геолога Леонида Попова, которые поразили нас своей простотой и проникновенностью. И мы с Галиной Михайловной очень хотели познакомиться с этим человеком, но как-то все не получалось. И вот, именно, в Поназырево нас всех неожиданно свела судьба.
Появился Леонид Николаевич в Поназырево незаметно, перед самым торжественным вечером, посвященным Памяти Олега Куваева, вместе с Коняевым Анатолием Акимовичем (Заслуженным учителем из подмосковного Калининграда, который впервые в России, двадцать лет назад, организовал школьный музей Олега Куваева). Оказывается, они встретились в Шарье в очереди за билетами на электропоезд до Поназырево. Анатолий Акимович, как он впоследствии рассказал нам, среди многочисленной очереди, из двадцати пяти - тридцати человек, сразу узнал в нем человека, который написал самое лучшее стихотворение об Олеге, и которое в течение долгих лет читают его ученики на вечерах памяти Олега Куваева, подошел к нему и спросил: "Вы Леонид Николаевич Попов?" И они вместе приехали в Поназырево. Один из Вохмы, другой из подмосковного Калининграда (сейчас Королёв).
Мы познакомились с ним, и как-то разошлись, не зная о чем говорить от смущения в первые минуты знакомства. Я только и сказала:
"Вы написали очень хорошее стихотворение об Олеге. Когда мы его впервые прочитали, с тех пор, мы с Галиной Михайловной мечтали познакомиться с Вами. Спасибо, что приехали".
Он среднего роста, худощав, темноволос, глаза карие, спокойные, немногословен. Одет просто, в темно-коричнево-серых тонах, в куртчонке. Первое впечатление - просто обыкновенный человек - работяга. На улице встретишь, не подумаешь, что это поэт - гений.
На вечере Памяти Олега он рассказал немного о геологах и, сказав, - "я прочту вам несколько своих новых стихотворений, но так, чтобы вечер об Олеге Куваеве не превратился в вечер Леонида Попова", прочитал несколько новых стихов ровным "без выражения", (не манерничая и не распевая) голосом. Сказал, "у меня почему-то не пишутся стихи о геологах. ни тогда, когда работал геологом, ни сейчас". Кто-то спросил - почему? Он замялся, а я высказала предположение с места: "Может быть, еще время не пришло". Он повторил: "Еще время не пришло". Потом рассказал о том, как написал стихи "Памяти Олега Куваева" (сам он это свое стихотворение не читал) после того, как девочка - славная, какая-то вся солнечная, свежим голосом прочитала чистые светлые строки, написанные гением-поэтом о гении-писателе.
И новое открылось нам - стихотворение было написано Леонидом Поповым при жизни Олега Куваева, по прочтении им "Территории" в каком-то журнале "без обложки" (в "Роман-газете" – С.Г.). В то время он работал геологом в Средней Азии, и вот, однажды, в экспедиции ему дали совершенно растрепанный журнал и сказали: "Прочти - не пожалеешь". В автобусе, по дороге на другое место работы, он жадно прочел "Территорию", и под впечатлением от неё, а позже и других произведений, сложились эти замечательные слова. Потом он её перечитывал несколько раз.
А Олег в это время был ещё жив! И как жалко, что он не услышал таких прекрасных слов о своем романе от настоящего геолога, поэта "божьей милостью", слов, которые истинно выражают мнение большинства читателей. И эти слова приобретают еще большую ценность, значимость, так как они писались геологом, и навеяны они не трагедией, случившейся несколько позже, а произведениями живущего в то время и здравствующего писателя, современника, всего-то на несколько лет старше самого поэта.
И хотя пути двух геологов не пересеклись на земле, все же пути двух Гениев - Писателя и Поэта встретились. В результате чего появились строки, посвященные роману "Территория", которые также, как и роман, проникают в самое сердце и очищают душу каждого, кто прочтет эти два произведения.
Территория близкой души
За картонной обложкой хранится,
Не спеши, говорю, не спеши,
Задержись и над этой страницей.
Слышишь, дышат слова под рукой,
Света чище, доверчивей хлеба,
Видишь - плоское низкое небо
Наклонилось над желтой рекой.
Разгляди между строк - на бумаге
Ровной, чистой, как снег в декабре,
Крик осенних гусей на заре,
Растревоживший душу бродяге...
Не спеши, говорю, не спеши,
И поймешь, осененный слезою:
Кто-то должен курлыкать в глуши,
Чтоб весь мир устоял под грозою!
Не спеши, говорю, не спеши,
Дай доверию к сердцу пробиться,
Сокровенное чудо души
За обычной обложкой хранится.
Вечер Памяти Олега Куваева получился очень душевным, домашним. Было такое впечатление, как будто пришёл на него весь посёлок. Выступали школьники, люди, знавшие семью Куваевых. По магнитофону звучал его голос, отовсюду со стен, на которых была размещена экспозиция из 75 его фотографий, он смотрел на нас, сидящих в зале, и на стенды с его изданными и переизданными, уже после его ухода, книгами. Слушали выдержки из его радиопостановки "Территория" и рассказа "Через триста лет после радуги". Слушали его любимую классическую музыку, которую специально подобрали устроители Вечера Памяти, заранее разузнав у нас об этом. И вся эта атмосфера в зале создавала ощущение его присутствия. В общем, Вечер Памяти Олега Куваева в Поназырево удался! Земляки устроили его с большой любовью, без всякой казенщины и официоза, чего так не любил Олег.
После окончания вечера пошли на банкет. По дороге меня поймал какой-то художник из Шарьи - любитель книг, он стоял с Леонидом Поповым. Леонид Попов отошел, а когда я закончила разговор с этим художником, он подошел ко мне в зале между стеллажами книг и протянул свою книжку. Я поблагодарила и взглянула на первую страничку - там было чисто, без автографа. Я попросила: "Подпишите, пожалуйста. Мы-то подписываем книги Олега, так как он не может сам это сделать, а Вам сам Бог велел". Он улыбнулся впервые и подписал: "Светлане Афанасьевне - другу Олега, автор с уважением". Когда на Вечере Памяти выступала я, как всегда со слезами, зачитывала отрывки из писем Олега мне, я назвала себя - самым близким другом Олега Куваева. Вот поэтому такой автограф в книге поэта.
Потом сели за стол. Этот художник прямо засыпал нас с Галиной Михайловной вопросами, какие книги Олег больше всего любил. Мы назвали несколько, а он все сыпал и сыпал безостановочно свои вопросы, не удосуживаясь даже выслушать на них ответ. Я, в конце концов, сказала шутя: "Если бы мы знали, что живем с великим писателем, то запоминали бы всё, что он читает и делает, чтобы потом делиться своими воспоминаниями более подробно". Леонид Попов улыбнулся так хорошо, блеснув глазами, бросив понимающий взгляд в мою сторону. Мы сменили тему разговора.
А потом была ночь! Ночь Поэзии! Леонид Николаевич, Галина Михайловна и я, еле живые от усталости, собрались в гостиничном номере. Вот здесь-то он полностью открылся. Читал свои стихи. Изумительно! Своим живым голосом, с какими-то, как серебряный колокольчик нотками. Голосом, который еще больше наполнял их смыслом и раскрывал их содержание. Никогда себе не прощу, что не попросила прочесть стихи о "Территории"! Не говоря уже о том, чтобы записать их на кассету. Какая непростительная оплошность!
Перешел разговор на другую тему. Он начал рассказывать всякие истории из геологической жизни. Рассказывал мастерски, смешно, но все это не так важно и интересно, чем стихи. Сказал, что было уже два инфаркта. А недавно совсем умирал, и когда врачи спасли, написал стихотворение: "Ах, как сладко я нынче живу!" - прочитал его. Рассказал о том, как сочиняет. Никогда не сидит за столом, а стихи появляются как-то сами в дороге, на прогулке, ночью. Взяв подаренную им книжечку его стихов, я спросила: "И это Вы все сами "напридумывали между делом"? Он улыбнулся и сказал, что все его называют "живым гением", а он просто обычный человек. Я сказала: "Вот и Олега при жизни назвали - "явлением", и он над этим также посмеивался. Вот бы меня хоть кто-нибудь назвал "гением" - я бы гордилась. Так, ведь, никто не назовет!", - добавила я, шутя. Все рассмеялись.
А какие замечательные, хорошие, настоящие люди с русской душой живут в Поназырево! Как они гордятся своими земляками, у которых можно почерпнуть духовный опыт! Как бережно относятся к памяти о них, к своей истории. Как день за днем, час за часом среди полного материального бедствия, они по крупицам восстанавливают и хранят духовные ценности, создают музеи, проводят работу в школах, публикуют статьи в газете, увековечивают имена наиболее известных из них, присваивая их библиотеке, улицам и пр. Так как они понимают, что если позволить, то "животы и челюсти" перемолотят, сожрут всё, что еще осталось живого, ценного у человека, у той категории людей, которые видят смысл не в борьбе за место "у кормушки", а в борьбе за место под солнцем. Понимают: "Не хлебом единым жив человек". И время, когда властвуют "животы и челюсти" - пройдет.
И пусть не обольщаются "животы и челюсти", которые испокон веку правят миром, все же гений человеческий не погибает, хотя носители его физически не все выживают или доживают до его признания. Он все же восторжествует на земле и, возможно, придет такое благословенное время, когда он, наконец-то, будет править миром! И тогда наступит гармония, когда безвестные гении будут не только творить, вкалывая на износ, но и жить по-человечески, как того они заслужили всей своей жизнью, так как плоды их труда остаются нам, их благодарным современникам и потомкам, и питают наши души во веки веков.
Я знаю, Олег говорил мне, что ему очень нравится проза Константина Воробьева. И он с большим удовольствием читал все, что им было написано, и что пробилось к читателю в те времена через жесткую советскую цензуру. И мне тоже очень нравится все, что мне удалось прочитать - честная открытая проза, хороший русский язык. А книги Олега Куваева, в свою очередь, нашли такого "одинокого парня, для кого <ему было> не жалко положить душу на бумагу" в трудное для Леонида Попова (по его словам) время и породили еще одно прекрасное произведение.
Так что хочется поспорить с Ольгой Гуссаковской, которая пессимистически вторит Константину Воробьеву - не "в пустоту пророчествует с телеэкрана Александр Исаевич Солженицин" и, я уверена, его книги уже нашли и еще найдут своего читателя.
И, даже в наше обруганное время,
все же, продолжают печататься книги хороших авторов, рождаются рубрики в
газетах, такие как "Мысли, которые помогают нам жить", выходят
энциклопедии в толстых томах, где собираются мысли самых гениальных людей земли
со дня зарождения письменности. И вот, в двухтомной "ЭНЦИКЛОПЕДИИ
МЫСЛИ", изданной в Санкт-Петербурге (изд-во "Кристалл",
"В любое время человек должен уметь повторить то, что делали до него".
"В этот момент мучительное счастье минуты сдавило мне сердце, и наступил тот миг, что посещает нас иногда и еще, говорят, должен навестить перед смертью. В этот миг ты можешь собрать воедино треск углей на костре, сгоревшем десять лет назад, запах матери и всех женщин, которых любил, все свои сны и поступки, голоса и портреты людей, встреченных в безудержном беге времени. В этот миг ты чувствуешь себя частью тесного мира, где отвечаешь за все и за всех, а все за тебя, что бы там ни стряслось вчера или завтра".
Итак, связь времен продолжается. Ничто не остается "втуне".
Так как если хотя бы один человек прочитает книгу Писателя или Поэта, если хотя бы одному человеку она поможет, то все же не напрасно жил и писал человек!
Светлана Гринь