
Так, сразу после захоронения, выглядело интернациональное кладбище, где покоятся жертвы лагеря смерти "Дора. Нордхаузен"
От редакции:
Этому материалу, опубликованному когда-то в "Неделе" - приложении к газете "Известия", уже очень много лет. Но сегодня он снова обретает актуальность, тем более, что можно, судя по всему, ожидать продолжения из российской глубинки - города Красный Сулин.
***
В Гарделеген меня привела работа над архивами времён последней Войны. Следы многих наших бойцов, числившихся пропавшими без вести, сходились здесь, в Гарделегене. По дороге, ведущей в город, в апреле 1945 года, за несколько часов до освобождения района от нацистов, прошли последние узники концентрационного лагеря «Дора».
Последней была для них и Дорога...
Что это было?
«Скрупулезно, документ за документом, восстанавливаю картину.
«Дора» — находилась близ Нордхаузена, печально известного в годы войны подземными заводами, выпускавшими ракеты «Фау». В апрельские дни 1945-го сюда свезли узников из многих других фашистских застенков. Шли расправы. Спешили. Кого не успели расстрелять, увозили подальше на запад, в другой конец ещё не освобождённой от фашистов земли. А её становилось все меньше и меньше. И вот наступил день, когда людей в полосатой холщовой робе везти было уже некуда. Эшелон остановился на перепутье у небольшой станции Мисте. От неё на Гарделеген тянулась извилистая дорога. По ней и пошли колонны изможденных пленников «Доры» — 1 342 человека. Те, что еще дышали».
Годы, десятилетия спустя едем мы по этой дороге. Она вьётся среди яркой зелени лесов и полей, и на фоне этой идиллии ничто, кажется, не напоминает о былых ужасах. Нет, вижу покрытые мхом бетонные столбики вдоль дороги с изображенными на них красными треугольничками. Мисте, начало пути, цифра на столбике «75»: значит, расстреляно 75 человек. — Верниц — 33, Зольпке — 23, Бриттенфельд — 20, Ештедт — 112...
Ближе к концу путешествия из-за поворота выплывает дорожный указатель: до Гарделегена — 1 километр.
...13 апреля 1945 года на рассвете
те, что шли первыми, увидели этот знак. До него колонна добиралась почти сутки.
У городской ратуши, где под серой башней с часами изображены на щите красный
орел и вьющиеся стебли хмеля — герб города, — сделали привал. По рассказам
очевидцев, от слабости они не могли говорить, знаками просили пить, есть... Но
тем, кто хоть как-то пытался помочь узникам, угрожали охранники и местные
добровольцы из фольксштурма.
В конюшне Ремонтешюле, на окраине города, была последняя стоянка. Здесь впервые дали скудную пищу. И снова дорога. Только очень короткая. Ее конечный пункт минутах в двадцати ходьбы, в открытом поле, где и сейчас стоят стены огромного сарая Изеншниббе.
К вечеру все были там — более тысячи людей.
Часом раньше эсэсовцы доставили в изеншниббский сарай бензин...
Утомлённых страхом, голодом, бесконечной дорогой узников загнали в сарай. Сотни глаз смотрели через раскрытые двери на группу эсэсовцев. Потом вперёд вышел высокий человек в гражданской одежде. В его руке тлела сигарета...
Это был финал трагедии. Солома
вспыхнула мгновенно. Узники бросились к выходу, пытались куртками сбить пламя.
Но что они могли сделать? Те, кто пытался вырваться из жуткого круга смерти,
гибли под огнем автоматов... Вскоре выстрелы смолкли. Стало слышно потрескивание горевших
бревен. И тут из сарая донеслось пение. Оно становилось все громче, и уже можно
было расслышать слова «Интернационала» на разных языках мира. Не все были
коммунистами, но в эту последнюю минуту перед лицом смерти люди пели партийный
гимн коммунистов.
Это длилось минуту, две, не больше. А потом опять раздались выстрелы. Голоса смолкли навсегда»
На этом фото - только одна из жертв нацистского бесчеловечия. Погибший лежит в той позе, в которой умер, пытаясь избежать ужасной смерти. Он был одним из 1016 заключённых, которых безжалостно сожгли солдаты СС.
Эх, ещё бы немножко, хоть несколько часов. К утру по шоссе, скрежеща гусеницами, прошли танки освободителей... Погибших хоронили на следующий день с военными почестями. Их лагерные номера переписали на белые кресты. На многих крестах стояло лишь одно слово — «неизвестный».
Я стою на бетонных плитах, ведущих к фронтону сарая. Того самого. Перед ним — отлитая из металла фигура борца Сопротивления. Вечный огонь в чаше, флаги на ветру, галстуки пионеров и цветы на могилах... 1 016 белых крестов. И надпись на красном камне обгоревшей стены сарая:
«Вы стоите перед остатками стены полевого сарая, в котором 13 апреля 1945 года было совершено чудовищное преступление фашизма. В ночь перед освобождением, за несколько часов до вступления войск союзников, здесь были заживо сожжены 1 016 борцов Сопротивления многих национальностей.
Если вас когда-нибудь охватит равнодушие или слабость в борьбе с фашизмом и войной, то пусть придадут вам силы эти незабываемые погибшие».
...Поиск привёл меня на Банхофштрассе. В магазине, расположенном на этой улочке Гарделегена, работал Людвиг Левин, один из немногих свидетелей марша смерти.
Мы беседовали в маленьком, тесном
кабинете, в глубине магазина. Повсюду на стенах висели фотографии и рисунки
гарделегенского мемориала. В потертом кресле сидел невысокий, энергичный,
эмоциональный человек. За окном ласково светило майское солнце. Шумные ватаги
ребятишек на велосипедах проносились из школы имени Гёте к бассейну.
- Очень тяжело говорить о том, что было, что пришлось пережить. Страшно! Мне было в те годы чуть больше тридцати. В 1943-м попал в Освенцим. Вот, - Левин показал пальцем на шрам через весь лоб. - Это отметка войны. Удар охранника. И ещё это,- он скинул пиджак, закатал рукав рубашки: на левой руке, чуть ниже локтя, я увидел синие цифры «106481». Клеймо концентрационного лагеря.
Людвиг Левин спасся тогда. Людвиг Левин и два его товарища — Феликс Зимон и Пауль Беренгольц. Их уберёг случай. Они спрятались в конюшне Ремонтешюле. А колонна ушла на смерть. Довольно скоро, обнаружив друзей, фашисты послали их вдогонку. Одних. Охраны не хватало. Считали, что полосатая одежда не даст возможности убежать. Но друзья спрятались невдалеке от места расправы. А когда наступила ночь, решились всё-таки подползти к сараю. То, что они увидели, было ужасно...
На следующий день пришли освободители.
***
P.S. Прошло не так много времени после той публикации в "Неделе", когда в лагерь "Дора" приехал легендарный Мелитон Кантария, один из тех, кто водрузил Знамя Победы над поверженным Рейхстагом.
А рядом с героем был, словно посланец из светлого мирного будущего, юный Кирилл Столяров, сын легендарного актёра Сергея Столярова, который не только сыграл за годы в кино и театре немало героев, но и воевал в 1941 году в ополчении.
Окончание следует