Иран начал получать дивиденды от создания Зоны свободной торговли с ЕАЭС. По сути – это путь к прямому союзу с Россией и её младшими партнёрами. Что подтолкнуло Тегеран к сближению с Москвой, после 12-дневной войны, когда Москва неожиданно отмолчалась, несмотря на реальную угрозу потери атомного заказа.
Причины известны – международная изоляция и опасения войны, причём не обязательно с США. Израиль остаётся врагом номер 1, с которым Россия поддерживает неплохой диалог, несмотря ни на что.
Непростое положение Ирана, где экономика не прекращает роста, таковым и остаётся. Прежде всего, снова начали действовать санкции ООН и ЕС против Ирана, которые вернули в рамках механизма Snapback из атомной сделки 2015 года. Это не так болезненно для Тегерана, как возвращение американских санкций в 2018 году, но, скорее всего, оттолкнет оставшихся европейских партнеров.
Товарооборот ЕС и Ирана в последние годы составлял около 4,5 млрд долл, то есть менее 4% от общего объема внешней торговли Исламской Республики. В то же время Тегеран и так был серьёзно ограничен в выборе стран для сотрудничества, и новые ограничения окажут пусть не грандиозный, но болезненный эффект. Развитие отношений с Россией призвано хотя бы частично компенсировать эти потери.
К тому же сам Иран всё глубже погружается в структурный экономический кризис, вызванный коктейлем из санкций, неэффективной социальной политики, климатических изменений и последствий недавней войны. Страна остро нуждается в инвестициях, а Россия остаётся одним из немногих доступных их источников.
Суммы российских вложений пока не поражают воображение — речь в последние годы идет о 3–4 млрд долл ежегодно. Но они постепенно растут. А новые проекты, включая создание железной дороги Астара-Решт, готовой стать ключевым звеном маршрута Север-Юг, участие в нефтегазовой добыче и строительство новых АЭС, могут ускорить этот процесс.
Еще более неотложная задача для Тегерана — это снизить опасность новых возможных ударов Израиля и США. 12-дневная война показала, насколько уязвим оказался Иран, которому, по сути, нечего противопоставить израильско-американским бомбардировкам. При этом июньские удары лишь частично уничтожили иранские ядерную программу и ракетный потенциал, а значит, вероятность их повторения остается высокой.
В этом вопросе сдерживающая роль России более многогранна, чем просто поставки вооружений, реальный эффект от которых все равно проявится только через многие годы. Во время 12-дневной войны Израиль избегал ударов по российским объектам, поэтому они могут оказаться своеобразным живым щитом в случае нового нападения.
Это касается не только атомных станций, которые Россия может построить, но и других проектов. Вряд ли Израиль будет намеренно бить по создаваемой при помощи Москвы теплостанции «Сирик», объектам нефтегазовых компаний из РФ или российским подрядчикам, занятым в строительстве железных дорог. То есть чем больше на иранской территории иностранных предприятий, тем больше там условных «безопасных зон», ударов по которым Израиль будет избегать.
Наконец, на фоне почти полного краха ядерной сделки Тегеран значительно сократил присутствие иностранных наблюдателей на своих атомных объектах. Сейчас он близок к тому, чтобы полностью отказаться от инспекций или урезать их до чисто символических масштабов. Тогда Россия останется чуть ли не единственной мировой державой, способной заявить о невоенном характере иранской ядерной программы.
Пока интерес Ирана к сотрудничеству с Россией только растет, незаменимость Исламской Республики для Кремля вызывает все больше вопросов. Иранская сторона уже потеряла статус важного военного партнера России, каким она была в первые месяцы вторжения в Украину.
Российская промышленность теперь сама производит иранские дроны, причем в доработанной версии, которая превосходит оригинал. А большая часть деталей для них — либо российского, либо китайского производства. Да и ситуация на фронте для России сейчас совсем не так критична, как это было во второй половине 2022 года, когда армия РФ впервые начала применять иранские БПЛА.
С точки зрения экономики Иран тоже не выглядит топовым партнером для России даже в сравнении с другими странами Ближнего Востока. Несмотря на множество совместных инициатив, объём торговли между двумя государствами остаётся на уровне около $5 млрд. Для сравнения: в 2024 году товарооборот России с Турцией превысил $50 млрд, с ОАЭ — около $11 млрд, с Египтом — около $9 млрд.
Понятно, что какая-то часть торговых операций с Ираном проходит через Турцию и ОАЭ и вшита в цифры оборота с этими странами. Но это только добавляет ценности Анкаре и Эмиратам, которые остаются связующим звеном для России с миром, коим Тегеран, сам заваленный санкциями, стать не может.
Наконец, не стоит забывать о немалой вероятности новых военных обострений вокруг Ирана, что снижает ценность этой страны как партнера. Какими бы перспективными ни казались российской стороне проекты в Исламской Республике, в них теперь нужно закладывать риски новых израильских ударов.