Не исключено, что герой серии наших публикаций Пётр Язев оказался на БАМе потому, что просто попал под раздачу (на фото – его жена с подругой Шурой). Известное постановление СНК СССР «О строительстве Байкало-Амурской железной дороги» вышло ещё 13 апреля 1932 года. Именно по нему были развёрнуты проектно-изыскательские работы, и началось строительство магистрали.
Но уже к осени того же года стало ясно, что основной проблемой строительства стала нехватка рабочих рук. При официально установленном количестве работников в 25 тысяч человек удалось привлечь только 2,5 тысячи человек.
А после того, как 25 октября 1932 года вышло и второе постановление СНК СССР, по которому строительство БАМа было передано особому управлению ОГПУ, там и было решено взяться среди прочих и за своих. Заодно «почистив» ряды, в которых был и Пётр Язев.
Хорошая жена
И в то время, когда он возил вагонетки, прокладывая «дорогу в будущее», Пётр даже не догадывался, что на его защиту встала жена – капитан милиции Благовещенска Надежда Ивановна Язева. А ещё – поэтесса, издавшая к тому времени в Москве в издательстве «Художественной литературы» несколько поэтических сборников.
Прекрасно юридически образованная, она написала несколько достаточно жёстких и аргументированных писем на имя нового руководителя госбезопасности Лаврентия Берии в защиту своего мужа. Сегодня людей из окружения Сталина принято считать какими-то небожителями, но на самом деле они были куда доступнее и царских сановников, и нынешней околокремлёвской «элиты».
А уж если речь шла «о своих», то судьбой каждого из них мог заняться хоть сам Сталин. Тем не менее Надежда, не дождавшись ответа, поехала в Москву, надеясь попасть на приём к всесильному шефу НКВД. Письма до канцелярии Берии, конечно, дошли, но её никто не трогал и даже не вызывал на допросы. Капитан первым делом отправилась в издательство.
Государственное издательство художественной литературы (ГИХЛ), в котором она печатала свои сборники, было основано, когда Надежда Язева ещё училась на филфаке МГУ, на базе литературно-художественного сектора Госиздата и издательства «Земля и фабрика». А в 1934 году оно было переименовано в Гослитиздат, директором которого в то время был Соломон Лозовский.
Лозовский (на фото) — известный публицист, партиец, член ЦК, депутат и дипломат, участник революционного и профсоюзного движения в России и Франции. Он к тому же был заместителем наркома иностранных дел, где курировал проблемы Дальнего Востока, позже принимал участие в подготовке Крымской конференции, стал начальником Совинформбюро, где присматривал за деятельностью Еврейского антифашистского комитета.
Встреча за бетонным забором
Соломон Лозовский и пообещал Надежде Язевой устроить личную встречу с новым хозяином Лубянки Лаврентием Берия. Его предшественникам Генриху Ягоде и Николаю Ежову Сталин только приказывал, а с Лаврентием Берия мог и посоветоваться, с ним он даже планировал отдельные операции.
Сегодня хорошо известно, что Берия не только и не столько сажал, сколько разбирал завалы после Ягоды и Ежова. При нём уже к 1939 году из лагерей НКВД вышло более двухсот тысяч человек. Увольнения по политическим мотивам снизились в 61 раз, а аресты – в десять.
С этого дня прошло всего две недели, когда в комнате друзей Надежды Язевой - Александра Винницкого (на фото он с дочерью и племянницей) и его жены Раисы Кулебякиной, которые работали на авиазаводе имени Хруничева и жили совсем рядом, раздался звонок из приёмной всесильного наркома. Язевой сообщили, что на днях её вызовут на приём к Лаврентию Павловичу и пришлют за ней машину.
Так и случилось. В тот день утром Надежде сказали ждать звонка в два часа дня и никуда не отлучаться. И вот она уже едет на встречу по Москве, сидя на заднем сиденье. На переднем – шофёр и охранник. Москва вымытая, чистая… и отражения витрин бегут по зеркальным округлостям чёрного авто.
Вот и угол Воровского, особняк, расположенный, рядом с гудящим Садовым кольцом, где и назначил встречу с поэтессой всесильный нарком. Дома Берии, где он назначил ей встречу, почти не видать. Он со всех сторон обнесён стеною наподобие восточного глиняного дувала. Надежда Язева никогда до этого таких глинобитных застенков не видела.
Как только машина, мягко приседая, подрулила к глухим кованым воротам, те с лязгом открылись. Двор оказался неожиданно – для центра Москвы – просторным. Его хозяин лично ждал Надежду на деревянном, узорчатом крыльце в мягких фланелевых брюках и в байковой кофте поверх клетчатой спортивной рубахи.
От этого Язевой, и так дрожавшей как осиновый лист, стало совсем не по себе. Они расположились в гостиной, где Лаврентий Павлович и выслушал рассказ поэтессы о муже и о том, что происходило после смены руководства НКВД в Хабаровском управлении. После перебрались во двор. Здесь был накрыт выносной столик на двоих.
Стена дворика была увита плющом, вдоль неё стояли кадки с вечнозелёными – видимо, непосредственно из Грузии – растениями и росли мощные древовидные кусты, под которыми бесшумно протекал взятый в бетон ручеёк. Ну, ещё несколько плодовых деревьев.
До частушек, которые потом распевал весь советский народ, было ещё так далеко, что они вообще казались немыслимыми:
Цветёт в Тбилиси алыча –
Не для Лаврентий Палыча.
А для Климент Ефремыча,
И Вячеслав Михалыча...
За грузинским столом
«Прошу!» — тихо сказал Лаврентий Берия, подводя Надежду Язеву к столу.
Стол грузинский был с обилием зелени и жареного мяса, аромат которого, по всей видимости, дурманил прохожих, которые опасливо обходили дом, даже тех, кто не знал, что за жилец находится в нём. Пили «Киндзмараули», которое Лаврентий разливал сам, а поэтесса до этого никогда в жизни даже не пробовала.
Берия долго шутил, но к делу долго не приступал. Потом слегка отхлебнул из своего бокала, а второй подвинул поближе к Надежде, которая взяла его.
– Когда Вы собираетесь возвращаться?
– Хотела завтра.
– Подождите ещё пару деньков. Билет на поезд Вам привезут и доставят Вас прямо к вагону поезда. Так пойдёт?
– Хорошо, – еле слышно произнесла Язева и залпом выпила свой фужер.
Потихоньку начинало холодать.
«Я, наверное, уже поеду», — не без труда произнесла Надежда Язева.
Лаврентий Павлович умел быть «чертовски» обаятельным
Берия сделал вид, что не расслышал и попросил поэтессу повторить в деталях то, о чём она начала ему рассказывать в доме. Он ещё раз очень внимательно выслушал Надежду Язеву и её аргументы в защиту мужа, в том числе связанные с возглавляемой им достаточно долгий срок полномасштабной операцией «Большой корреспондент».
Берия выслушал и её версию ареста Петра. Она была связана прежде всего с бегством к японцам комиссара госбезопасности уполномоченного ОГПУ по Дальнему Востоку Генриха Люшкова. Люшков сдал компромат на сотрудников НКВД, в том числе из Хабаровска, Благовещенска и других, занимавшихся как раз борьбой с японской разведкой и белоэмигрантскими агентами, бывшими на её содержании.
Нарком доводы Надежды Язевой одобрил и обещал в самое ближайшее время лично разобраться по существу и в деле её мужа. А ещё и во всём, что творилось в правоохранительных структурах Дальнего Востока после бегства к японцам полпреда НКВД. Тем более этот вопрос интересовал Берию особо, так как им интересовался сам Сталин, каждый раз при этом приходя в негодование.
В заключение беседы Берия пожал ей руку и, приобняв, повёл к машине, уже выезжавшей из гаража.
«Ну и денёк сегодня!» — подумала Язева, садясь на заднее сиденье.