Эссе от коллег: как англичанин сравнивал Россию и Китай

Чтобы написать книгу «Река Амур: Между Россией и Китаем» (The Amur River: Between Russia and China, книга на английском языке поступила в продажу на этой неделе), британский писатель Колин Таброн прошел 2800 км от истоков реки пешком, на лошади, автостопом и на лодках до Тихого океана – и это когда ему было уже под 80 лет. Долгий путь он начал летом 2018 г. и закончил весной 2019-го. Путешествие стоило ему нескольких переломов и порядочного числа неприятных эпизодов: его арестовывали и допрашивали, он случайно угодил в зону военных маневров, страдал от лютых морозов. Зато ему удалось пообщаться с самыми разными людьми: от монахов до браконьеров, от торговцев до представителей коренных народов.

Это не первая книга Таброна о нашей стране – впервые он побывал в СССР во времена Брежнева. А всего из-под его пера вышло 12 книг о путешествиях, два исторических труда и восемь художественных романов. В путевых заметках Таброн рассказывает не только о своих странствиях, но и об истории мест и современных отношениях между странами, что в контексте противостояния США и Китая делает его книгу особенно интересной. Он по праву считается величайшим из ныне живущих британских писателей-путешественников, пишет The Telegraph. А The Times включила его в список 50 величайших британских послевоенных писателей на 45-м месте.

Путешествие Таброна по Амуру началось с поисков истока реки в Монголии, посреди опасных болот. Нанятые писателем сотрудники Хан-Хэнтэйского заповедника заставили его подписать бумагу, которая снимала с них всякую ответственность за его жизнь и здоровье. «Порой эта зыбкая земля, изобилующая незаметными трясинами, разверзалась под нами как яма-ловушка, – вспоминает он в книге. – Внезапно лошади проваливались по самую холку, торфяная вода захлестывала их спины. Они отчаянно барахтались, чтобы выбраться из трясины, – белые глазные яблоки вылезали из орбит, передние ноги пытались за что-то зацепиться, задние мощно отбивали». Таброн упал с лошади, когда она попала в трясину, сломал два ребра и малую берцовую кость. Однако продолжил путь.

«Я подозреваю, что книга снабжена подзаголовком «Между Китаем и Россией», потому что мало кто представляет, где искать Амур на карте, хотя он входит в десятку крупнейших рек мира, – пишет обозреватель интернет-издания Times Literary Supplement. – С самого начала в книге возникает тема политического и этнического антагонизма. Бурятские монголы бежали на юг во время революции в России и подверглись преследованиям в 1930-х гг., когда их обвиняли в участии в панмонгольском заговоре или пособничестве японцам. И все же Таброн встретил бурятско-монгольского госслужащего, который уважительно отзывался о русских, хотя его дед был сослан в ГУЛаг. По его словам, русские «принесли нам культуру». Китайцы же жестоки и скупы: «Мы ненавидим китайцев, но нам приходится иметь с ними дело».

По одну сторону Амура находится три субъекта РФ с населением всего 2 млн человек. По другую – три провинции Китая, где проживает почти 110 млн. На одном берегу – Благовещенск в состоянии глубокого упадка, на другом – быстро растущий Хэйхэ. «Местные русские ненавидят китайцев, а что до китайцев, то по ним трудно что-то понять, но явно видно чувство превосходства», – делится Таброн впечатлениями с The Telegraph

Любой дурак может оказаться в Итоне

Колин Таброн родился 14 июня 1939 г. в семье военного атташе. По линии отца он числит в своих предках американского изобретателя и художника Сэмюэла Морзе (1791–1872), а по материнской линии он дальний родственник известного английского поэта Джона Драйдена (1631–1700). «Девичья фамилия моей матери была Драйден, – говорил Таброн The Guardian, – но скорее мы родня не прямая, а по побочной ветви». В семь лет он начал писать стихи, которые сам называл яркими, но плохими. Пока его сверстники увлекались похождениями Бульдога Драммонда (считается прототипом Джеймса Бонда), Таброн зачитывался греческими мифами, легендами о короле Артуре и антологией английской поэзии «Золотая сокровищница Пэлгрейва».

Сразу после Второй мировой отец Колина уехал работать в США и Канаду, а сына оставил учиться в Англии. На каникулах Таброн пересекал Атлантику на потрепанном круизном лайнере, чтобы повидаться с родителями. «Представьте себе ребенка из разрушенного войной Лондона, который впервые видит неоновые огни Нью-Йорка. Который внезапно оказывается в необыкновенном мире вместо ужасных пустошей Аскота (городок в Беркшире, Англия, известный своим ипподромом. – «Ведомости»), – рассказывал Таброн The Telegraph. – В школе я скучал, дома тоже. А за границей было захватывающе». Все мальчишки любят быть в чем-то особенными, не такими, как другие. Таброна выделяли среди сверстников поездки в Америку: так начиналась его страсть к путешествиям. Правда, в детстве он расплачивался за нее приступами морской болезни. А когда повзрослел, то рисковал жизнью.

В Итоне он был несчастен – и отчасти по своей вине, признавался Таброн The Guardian: «Я не соответствовал культуре школы». В учебе он не блистал. «В те дни любой дурак мог попасть в Итон, и любой дурак попадал», – говорил он Financial Times (FT). Таброн провалил попытку получить стипендию в Кембридже и в 1959 г. устроился работать в одно из лондонских издательств: «У меня была сомнительного качества теория, что это поможет мне стать писателем».

Жизнь в Лондоне вызывала у него клаустрофобию, признавался он The Independent. Чтобы излечиться, он путешествовал и писал в стол. На день рождения ему подарили кинокамеру. Он узнал, что ВВС готова заплатить за любительские фильмы о путешествиях в рамках проекта «Рассказы путешественников» (Travelling Tales). Таброн снял кино о Марокко и Японии, оба фильма были показаны на телевидении. На этом его карьера кинопутешественника заглохла, и Таброн снова отправился работать в издательство, на этот раз в Нью-Йорке. В начале 1960-х он открыл для себя книги о путешествиях – Патрика Ли Фермора (1915–2011), Джеймса (после смены пола Джен) Морриса (1926–2020) и других.

В конце концов Таброн взял отпуск на год, чтобы пожить в Дамаске. Это стало переломным моментом в его жизни. В 1967 г. вышла его первая книга, «Зеркало Дамаска» (Mirror to Damascus), которая стала первой за 100 лет книгой о Сирии на английской языке, отмечал The Telegraph. Затем последовали путешествия по Ливану, Иерусалиму, Стамбулу. «Они были реакцией друг на друга: я был настолько недоволен тем, какой получалась предыдущая книга, что приходилось писать следующую», – говорил Таброн (здесь и далее цитаты по The Guardian). Казалось, Таброн ограничится средиземноморским бассейном: кроме ближневосточных стран он написал о своих странствиях по Кипру («Наверное, я посетил каждый значимый город и деревню на острове») и два исторических исследования – о венецианском флоте и средиземноморских мореходах античности.

Таброн не считает себя храбрецом по натуре. Но пришлось им стать. В Марокко ему приставили к голове пистолет. На Ближнем Востоке на него напали палестинские беженцы («в этом была некая ирония, ведь у меня пропалестинские убеждения»). Он убедил не линчевать его, буквально хватая за руки и умоляя. Самое худшее воспоминание – как он возвращался из путешествия по Индии на постоянно ломавшейся Morris Marina, которую порой называют символом заката британского автомобилестроения. Он заблудился в метели на границе Ирана и СССР, и его чуть не застрелил иранский пограничник.

Создавая книгу о путешествии по Шелковому пути, Таброн в очередной раз едва избежал смерти. Дело было не в террористах, вооруженных местных племенах или буйстве стихий. Причина была в киргизах, водке и решении не медлить, а отвезти английского гостя, куда ему надо, прямо посреди ночи. «Я не осознавал, насколько они были пьяны, – вспоминал он в интервью журналу Geographical. – Наша машина неумолимо двигалась навстречу, должно быть, единственному грузовику, ехавшему той ночью в центральном Кыргызстане, и я не знаю, как нам удалось с ним разминуться».

Во время путешествия по Амуру Таброн попал на допрос в российскую полицию и вызвал подозрения своей осведомленностью. «Откуда вы знаете больше, чем мы?» – спросил его полицейский.

Счастливее всего Таброн чувствует себя в саду своего лондонского дома, любуясь на зеленые растения, закрывающие вид на викторианскую церковь, признался он FT. Geographical писатель сказал откровенно: «Мне очень стыдно, но я осознаю, что путешествую только ради написания книги. Все время есть раздвоение: ты стремишься к новому опыту и заставляешь себя делать то, что обычно никогда бы не сделал». И в интервью The Guardian: «Главный страх в моих путешествиях – что ничего не произойдет. Как будто вместо меня странствуют два человека: писатель и путник. Когда путешественнику плохо, писатель прыгает от радости, крича: «Отличный сюжет!»

«Ты боишься не столько быть убитым, сколько потерять свои записи. Потому что, если ты их потеряешь, книги не будет», – признавался он FT. Чем дольше длится путешествие, тем сильнее этот страх, добавлял он в интервью The Guardian: «Я записываю [от руки в блокноте] все, потому что знаю, что забуду это через несколько месяцев. Можно вспомнить общий вид пейзажа или итог встречи. Но забываешь точные выражения, которые кто-то использует, интонацию. Все, что вдыхает жизнь в повествование». Правда, все разговоры Таброн восстанавливает по памяти, а во время беседы не делает ни заметок, ни диктофонных записей, потому что иначе, как он заметил, люди или замолкают, или начинают говорить несколько театрально.

«На книгу уходит три-четыре года, из которых только месяцев пять занимает путешествие, – рассказывал Таброн FT. – Люди думают, что я постоянно в дороге. А фактически я либо провожу исследования, либо пишу». Написать книгу после поездки занимает обычно два года. А до поездки год-другой нужно отвести на подготовку.

У Таброна всегда с собой словари, но он не берет с собой путеводители. Он не бронирует отели и не покупает билеты заранее. Опыт показал, что это бесполезно: или верблюд захромает, или полицейские придерутся, или случится еще сотня неожиданностей, которые сломают график. Перед поездкой Таброн выкладывает все вещи, которые могут пригодиться, и задается вопросом: а вот это действительно нужно? В итоге он отправляется в дорогу с одним не очень тяжелым рюкзаком. Корреспондент FT как-то поинтересовался, сколькими парами брюк он обходится. «Теми, которые на мне», – заверил Таброн.

Парадоксы СССР

«Я сам удивился, когда отправился в путешествие в СССР. А затем в Китай, – признавался Таброн. – Одним из мотивов было то, что я хотел познакомиться со странами, которых мы на Западе традиционно боялись: с русским медведем и желтой угрозой». Он так и начинает книгу об СССР: «Я боялся России с тех пор, как себя помню».

Когда он писал о Средиземноморье, его книги были популярны, но не более. Ему сыграла на руку начавшаяся в конце 1970-х мода на книги о путешествиях (впрочем, эта мода в итоге навредила жанру: издательства завалили рынок низкопробными опусами и интерес читателей охладел, отмечал Таброн). Но первым бестселлером Таброна стала книга о нашей стране – «Среди русских» (Among the Russians, 1983), позже переизданная под названием «Где ночи длиннее: Путешествие на машине по западу России» (Where Nights Are Longest: Travels by Car Through Western Russia, 1984).

За рулем он спустился от Ленинграда через Прибалтику до Армении. Таброн вел повествование традиционным для себя методом: рассказы местных жителей перемежались наблюдениями автора. Например, Таброн подвозит до Таллина студента, который сообщает, что почти все эстонцы «с омерзением» относятся к русским, а те «так и валят» в Эстонию, захватывая рабочие места и обрекая эстонцев на вымирание. Это противоречило представлению Таброна, что в СССР все народы братья. Но пропасть пролегает и между самими эстонцами, дает он понять в зарисовке своей ночевки в кемпинге:

«Я обнаружил тут множество эстонцев, приехавших из Швеции или Финляндии, родители которых бежали в 1944 г. незадолго до того, как короткая независимость Балтийских стран была задушена Сталиным. <...> Оказавшись на свободе, где не действовали финские антиалкогольные законы, они праздновали всю ночь <...> пока советские эстонцы угрюмо сидели вокруг своих примусов, жарили рыбу и варили манную кашу. А русские, поставив свои спартанские палатки <...> прислушивались к ликованию [потомков] эмигрантов с еле заметным отвращением или изумлением».

С ним случилось немало забавного. В Москве он пошел в самый шикарный ресторан и обнаружил, что из 36 блюд меню в наличие только одно. По дороге из Минска сделал остановку, чтобы прогуляться по лесу и полюбоваться природой. А его стали расспрашивать, удачно ли он сходил за грибами, удивлялся Таброн:

«Для русских грибы – это нечто мистическое, а походы за ними – нечто среднее между спортом и ритуалом». Недавно он сформулировал для FT, в чем суть его творчества: «Одна культура смотрит на другую. Вообще-то говорить о том, что существуют культурные различия между людьми, опасно. Но они есть».