Продолжаем публикацию новых глав из Алматинского романа

( Продолжение. Начало см. «Сводка +» 16 -19, 21 октября 2024 года)

Тишину нарушил Беркович:

- Мой папа говорил: «С того момента, как впервые выехал в город за рулем своего «Запорожца», я стал осторожнее переходить дорогу». Вот так и я: услышал рассказы о родной казахской земле, теперь стараюсь ступать на нее ласково, трепетно, нежно. - При этом Лёва старательно изобразил, как плавно шагает. Конечно же, чуть враскачку, но очень осторожно, обходя каждую нечаянно сохранившуюся на обочине травинку. – А вы? Как слоны топчетесь, и мысли у вас никакой не возникает…

- Так о чем мы не мыслим? – как всегда первым впрягся в полемику Тагир.

- А вот о чем: это как же нужно не любить эту красоту, чтобы не выпить на посошок!?

- Прекрати, Лева! Хорош! Завтра первый позвонишь – «Болею!» – осадил я расхрабрившегося друга.

- Я-то могу себе позволить пару рюмок сверх вашей меры, я же моложе вашего буду… А свою меру я знаю, только она в меня не вмещается.

- Ага, точно, пасан! – тут же подколол его Тагир.

- Татариев попрошу не беспокоиться! – одернул Тагира Лев.

- Ну вот, начинается… межнац, - со смехом произнес я. – А завершится дискуссия еврея с татарином умозаключением «Путин виноват».

- О, я вспомнил советскую жизнь, - резко перевел тему Беркович. Все-таки Лёва молодец, умеет рассасывать напряжение. - Мужик с бодуна стоит и повторяет: «Что попало в голове, скрючило мне руки, до чего же довели коммунисты, суки!». Рядом очкарик: «Товарищ, вы почему на коммунистов ругаетесь за свое похмелье?». «Потому что они вместе со своим Карлом Марксом неправы: история движется не по спирали, а по кругу!». «Это еще почему?» - спрашивает очкарик. - «Опять болит башка, и опять у меня нет денег!».

Рассмеяться мы не успели, такси прибыло.

Посадка много времени не отняла, несколько лет совместных выездов на природу для разговоров в чисто мужской компании выработали определенный алгоритм действий: на переднем сиденье – Лёва: ничего, что самый молодой, зато толще всех, и ехать ему до последнего адреса. Справа всегда садились Николай с Тагиром. Слева мы с Маратом – наши дома разделяли двести метров.

Только тронулись в путь, Беркович заговорил:

- Мара, а правда, что в этом ущелье недавно нашли новое городище, и может быть, оно и есть древний Алматы?

- Да, я читал про это. Но, как всегда, денег на проведение археологических исследований у нас нет…

- Лёва, а ты что, так и не открывал мою книгу «Алматинские истории»? – с обидой спросил я. Обида была истиной, не поддельной: ничего себе, я пишу, дарю друзьям книги, а они их не открывают! Правильно говорит моя подруга по творчеству и Союзу писателей: «В дареных книгах читают только обложки и дарственные надписи».

- Влад, ну когда мне читать, я на трех работах... Вот пойду, как ты, на пенсию и…

- И тогда у тебя вообще не останется времени на чтение! – встрял в наш разговор Тагир. – И вообще, ты и книга? Я как-то себе это не представляю…

Началось!

Останавливать петушиный бой никому не хотелось. Плавное покачивание японского минивэна настроило на дрёму…

«Завтра! Завтра надо будет дописать рассказ для подверстки к двум поставленным в номер журнала, а я водку с друзьями пью…» - засыпая в уголочке заднего сиденья, думал я, но при этом находился в твёрдой уверенности, что именно так и будет - допишу…

- …Просыпайтесь, мистер Островский, наша остановка, - разбудил меня голос друга. После нашей поездки в США мы иногда обращались друг к дружке в американской манере. - Это ваш двор, только с противоположного въезда, - иронизировал Марат. – Узнаете? Пойдёмте, май френд, я вас в лифт посажу и кнопочку нажму…

- Брось ты, я пьяный, что ли?

- Ну почему же сразу пьяный, просто выпимши!

Напоминание о сверхсрочнике, который некогда служил под началом Марата и оправдывался именно так - «я не пьяный, я выпимши», рассмешило нас. Мало, но регулярно пьющий служака всё равно был уволен со службы что называется с «волчьим билетом». Не любила советская власть пьющих, ох, не любила. «А как же мы, выкормыши того социализма, что был «…самым лучшим и справедливым социально-экономическим строем», через каких-то три десятилетия, в непостроенном ещё капитализме позволяем себе так часто прикладываться к бутылке!?», - подумал я. Но Марату мысли этой пьяно-мудрой не высказал. Зачем? Он и так все знает, и точно так же мучается от неуёмного чувства стыда перед прошлым, в котором так и не случилось ни города Солнца, как мечтал философ Кампанелла, ни хрущевского коммунизма в 1980 году…

Хорошо помню: по телевизору в год, когда я собирался идти в первый класс, сказали, что в 1980 году отменят деньги, и каждый будет получать всё по потребностям, но при этом всем советским людям следует ударно трудиться. Папа рассказывал, что уже на следующий день в их рабочей столовой на каждом столе стояли бесплатные хлеб, соль и горчица.

- Всё Марат, будь! Что-то я утомился, пойду… И ты поезжай до дому до хаты… А где такси?

- Я его отпустил. И тебя отпускаю, - улыбнулся на прощание друг и по-военному резко повернувшись кругом, шагнул под арку моего дома.

Только в этот миг я сообразил, что Марат, который по пути нашего обратного следования должен был выйти раньше меня, поближе к своему дому, не стал этого делать, довез до подъезда.

«Ну, Марат, ну друг мой, рахмет тебе, коп, коп рахмет…»…

…Пушкин однажды заметил природную несогласованность и в «Евгении Онегине» описал её: «Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе…»

По принятому в его время Юлианскому календарю снежный покров случился в ночь на третье января. Потом, значительно позже большевики подкорректировали всё и вся, включая летоисчисление, и получилось, что та, онегинская, зима началась первым снегом двадцать первого декабря.

Ай-я-яй, Александр Сергеевич! Не предвидел революции.

Осень-2023 не спешила расставаться с алматинцами. Нарушила небесное расписание, задержалась аномально. До девятого декабря город красиво благоухал тёплой порой. Те, кому не нравятся уик-энды в снегу, напевали Плещеевское «Травка зеленеет, солнышко блестит…». Радовались. Про ласточку, что «…с весною в сени к нам летит», не вспоминали, довольствовались разнобоем вороньего и скворечного грая. Но…

Снега просила душа моя. Сне-га!

Сколько можно терпеть перекосы природы? Ладно тёплый ноябрь. Но ведь декабрь на дворе, а у нас плюс семнадцать! Слякотно, уныло…

«Где снежное покрывало, что на глазах преображает землю, наряжает город в белые одежды?» – еще восьмого декабря задавался я вопросом.

И вот свершилось!

Какое сегодня число? Девятое декабря! Не помню, чтобы так долго алматинская природа пребывала в ожидании снега!

Всё! Хватит ныть! Снег выпал, завтра же отправляюсь на «Медеу»!

Вы знаете, что такое «Медеу»?

Красота!

Восторг!

Жемчужина Алматы и гордость Казахстана.

Гордость не за красоты Малого Алматинского ущелья. Чего-чего, а мест с первозданным ошеломляющим природным ландшафтом в нашей стране предостаточно, никаким Швейцариям рядом не стоять.

«Медеу» – высокогорный ледяной каток мирового уровня. Таких на земле раз-два… и более не загибайте пальчики. Люди со всех стран приезжают сюда не просто посмотреть, а покататься на коньках по самому быстрому льду. Спортсмены – с надеждой установить новый мировой рекорд, туристы – чтобы потом где-то в родных пенатах показать фотографии и рассказать: «Качусь по льду, а рубашку снял – жарко!».

На искусственном льду «Медеу» даже олимпийские чемпионы Ирина Роднина с Александром Зайцевым выступали. И не просто так, а перед «нашим дорогим Леонидом Ильичом Брежневым», генеральным секретарем КПСС! Чуть не облажались ребята. А всё потому, что «наш дорогой Ильич» проспал до обеда.

Случилось это летом. Солнце в тот день палило от души. Ему, небесному светилу, что генсек, что рядовой член партии, как говорят у нас, бәрібір. Вы поняли? Припекло и никакие холодильные установки не выдержали конкуренции. Первый и единственный раз в чемпионской карьере гоняла звездная пара по лужам.

Местные партфункционеры чуть со страху не обделались. Роднина это заметила, в книжке своей описала, как генсеку подливали «хорошего настроения». А он на лед и не смотрел, отеческим взглядом ласкал ладненькую миниатюрную фигурку Ирины, трехкратной чемпионки Олимпийских игр…

Так что высокогорный каток «Медео» с благословления партии попал в номенклатуру лозунга «Советское, значит - лучшее!».

Повезло нам, алматинцам! Не надо тратиться на самолет, садимся на автоэкспресс номер шесть или двенадцатый автобус, пятнадцать-двадцать минут - и вот он, высокогорный спортивный комплекс. Купи билет, надевай коньки и смело становись на лед.

- Билеты покупать не надо! – как всегда, распоряжается в нашей пенсионерской компании Кыстыкбаев. – Вход в будни по пенсионным удостоверениям.

- Спасибо партии родной! - тут же вставляет свои пять тенге Лёва. – Может быть, и по бутылочке тепленького пивка нам от нынешних коммунистов положено? Скоро выборы?

Мы, то есть Марат, Николай, Тагир и я, молчим, не вступаем в полемику. Сейчас главное пройти спокойно контрольный пункт и обуться в свои заржавевшие за год ледоходы: Тагиру – в дорогущие «канадки», этакие хоккейные, почти полумесяцем загогулины; Марату - в беговые «ножи», длинный полоз которых далеко выступает за носок и каблук ботинка; мы с Николаем довольствуемся устойчивыми прямополозьевыми «дутышами» на дешевеньких ботинках-кирзачах. Наши конёчки - советские изделия на черных и темно-коричневых ботинках. Не сносить их вовек.

- Да, мужики, умели в наше время делать добротные вещи!