В своей жизни она трижды была в городе на Волге, который всегда считала родным

Её голос слушал по радио блокадный Ленинград, когда в эфире раздавалось: «Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц».

И это многим помогало выстоять. Именно её строки «Никто не забыт и ничто не забыто» высечены на гранитной стене Пискарёвского кладбища. Сегодня мало кто знает, что в жизни «Мадонны Ленинграда» были почти три года, проведённые в Угличе, где появились на свет её первые, ещё детские пробы стихосложения.

Впервые Ольга Берггольц приехала в Углич более века лет назад с сестрой и матерью. Семья их проживала в Угличе с начала июня 1918 года по начало мая 1921-го. Второй раз она побывала здесь проездом в 1948 году. Третий раз – в 1953-м. Все эти даты подтверждены документально.

О том, что побудило маму - Марию Тимофеевну Берггольц выехать с детьми в Углич в 1918 году, мы узнаём из семейного архива, который хранил М.Ю. Лебединский, её племянник. Он опубликовал тексты дневников и документов с описанием их. Ф.Х. Берггольц (отец О.Б.) был на фронте с 1914 года. Сведения в одной из угличских газетных заметок о том, что сам Ф.Х. Берггольц отправил семью в Углич, неверны. «Свекровь Марии Тимофеевны, изначально невзлюбившая невестку, буквально выжила её в трудное время…»

Углич 1918-21 годов, где тоже были голод, болезни, обнищание и лишения, станет роковым городом в судьбе Марии Тимофеевны Берггольц, потому что начинался семейный разлад. А для её подрастающих детей Ляли и Муси началась своя жизнь, без постоянного взрослого пригляда. Дети впервые ощутили духовную независимость, свободу, какой у них не было, да и потом практически не будет никогда. Углич – начало выбора своего пути и первые шаги Ольги Берггольц в литературном творчестве.

Семья Берггольц жила на улице Крестовоздвиженской, 25 (ныне Октябрьской) с июня 1918 года по март 1920-го, т.е. большую часть угличского пребывания. В середине ХХ века номера домов сменились. Можно рассмотреть сохранившиеся пока соседние дома как схожие с домом, где жили Берггольц. Они тоже двухэтажные, с приземлёнными первыми этажами, почти одинаковыми дворами и фасадами, с приусадебными участками. Домовладельцы их сдавали комнаты переселенцам и дачникам. В повести «Углич» Ольга Берггольц рассказала, как жилось им на Крестовоздвиженской у придирчивых хозяев квартиры, как ходила она в школу в Богоявленский монастырь, в Солунскую церковь, гуляла с сестрой у Алексеевского монастыря. Но и центр города она тоже запомнила, и музей.

По постановлению коллегии по народному образованию Марии Тимофеевне были предоставлены уроки ручного труда (рукоделия) в одной из школ Углича.

В начале весны 1920 года семья Берггольц переехала на новое место жительства. Ордер на жильё в корпусе Богоявленского монастыря Мария Тимофеевна получила по решению комиссии исполкома. Западный, угловой келейный корпус монастыря освободили к 1919 году под квартиры (комнаты) для учителей, служащих исполкома и трудоустроенных по специальности в угличские учреждения работников, в том числе приезжих на жительство беженцев.

Получить работу было непросто, но был недостаток в грамотной интеллигенции, поэтому в советские учреждения принимали и некоторых из «бывших», но благонадёжных и лояльных к новой власти. О трудностях проживания в кельях Богоявленского монастыря мы узнаём из книг «Углич» и «Дневные звёзды».

«Ух, какие это были медленные, ледяные вечера, с вонючей слепой коптилкой...». «Угрожающе ревели колокола, чернели полукруглые окна...» «А мама по вечерам уходила в нашу школу на работу, в ликбез, где старухи учились читать, как маленькие, и мы оставались одни, запертые в сводчатой морозной келье».

За время гражданской войны Фёдор Христофорович два раза был в Угличе. Третий приезд случился в конце апреля 1921 года, когда Ф.Х. Берггольц приехал, чтобы увезти жену с детьми в обратно в Петроград. Выехали Ольга и Мария Берггольц с родителями из Углича в Петроград после 5 мая 1921 года. Задержек с отъездом не должно было быть, но это случилось и, возможно, по очень серьёзным причинам. В Угличе именно в те дни произошло страшное событие – пожар, уничтоживший большую часть исторического центра города.

И случилось это под утро с 20 на 21 апреля, на расстоянии одного квартала от келий Богоявленского монастыря, где жили Берггольц. Всё взрослое население могло быть очевидцами этого пожара и могло попасть в число мобилизованных на тушение. Наверное, детей как-то уберегли от этих впечатлений, поэтому О. Берггольц не вспоминает и не описывает этот случай в своих произведениях. Но в день отплытия на лодке от Углича она наблюдает:

«Колеблясь, сквозь слёзы, точно погружаясь в воду, Углич стоял на высоком-высоком откосе, узорный, древний, зелёный... и какой-то белый, нежный пух с деревьев тихонько летел и летел в воздухе».

Вероятно, это был витающий в воздухе мелкий пепел от огромного, местами ещё дымящегося пожарища, который долго ещё с площади, где сгорело множество торговых и жилых построек, заносился по ветру к Волге.

О втором посещении Углича Ольгой Берггольц, наверное, мало кто знает. Она поведала о нём в своём письме Б. Пастернаку от 20 сентября 1948 года, когда путешествовала на пароходе с родственниками от Москвы до Астрахани и обратно.

«...Особенно благодарна я Верхней Волге. Я ведь когда-то, в детстве, в гражданскую войну, жила три года в Угличе. Мы жили в большом монастыре, и потом он мне все годы снился: как будто бы я иду к нему, и вот-вот войду в него, в главный храм, и всё никак не дойти, всё он издали... И вдруг сейчас увидела свой Углич, и этот монастырский храм с пятью главами, – но раньше они были синие с золотыми звёздами, а сейчас сильно потемнели, – и он был совсем как во сне, но менее достоверен. Он так же был виден издали, потому что он в центре города, но, когда мы отходили уже от города, вдруг он стал как-то подниматься, вырастать, становиться всё яснее, точно летел вверх, точно хотел показаться весь, и я это поняла и даже поплакала».

Эти строчки частного письма можно считать началом замысла «Дневных звёзд», пути к главной книги. Она начнётся через пять лет здесь же, в Угличе, в 1953 году, куда она приехала через несколько месяцев после смерти Сталина.

Третья поездка в город детства стала возможной именно тогда, когда О. Берггольц наконец-то обрела свободу действий. До этого был период её тяжёлого психофизического расстройства. И она находилась под постоянным контролем медиков и близких людей, почти под домашним арестом.

Пережитое время репрессий, потерь детей, блокадное время тяжело сказалось на её здоровье, моральном состоянии. Из материалов семейного архива М. Лебединского понятно, что Ольгу Берггольц именно летом 1953 года никто не опекал из домашних, бывших в этот короткий период в отъезде. Она отправилась в Углич одна. Эта поездка была ей необходима, как глоток чистого воздуха для обретения ею новых сил для творческой жизни. И она смогла это осуществить ради главной книги.

Мечту об этой поездке в Углич она вынашивала как заветную несколько десятилетий, он снился ей даже в страшные годы, в блокадном Ленинграде. «Так и не удалось мне за долгие-долгие годы дойти – во сне – до «своего собора». И с тех пор, как мы уехали из Углича, прошло тридцать два года».

Сегодня День Памяти Ольги Федоровны Берггольц. И мы вспомнили о её поездках в город на Волге. А также то самое её творение о церкви « Дивная».

А церковь всеми гранями своими
Такой прекрасной вышла, что народ
Ей дал своё — незыблемое — имя, —
Её доныне «Дивною» зовёт.

Возносятся все́ три её шатра
Столь величаво, просто и могуче,
Что отблеск дальних зорь
Лежит на них с утра,
А в час грозы
их осеняют тучи.

Но время шло — все́ три столетья шло…
Менялось всё — любовь, измена, жалость.
И «Дивную» полы́нью занесло,
Она тихонько, гордо разрушалась.

Там в трещине берёзка проросла,
Там обвалилась балка, там другая…
О нет, мы «Дивной» не желали зла.
Её мы просто не оберегали.

…Я знаю, что ещё воздвигнут зданья,
Где стоит кнопку малую нажать —
Возникнут сонмы северных сияний,
Миры друг друга станут понимать.

А «Дивную» — поди восстанови,
Когда забыта древняя загадка,
На чём держалась каменная кладка:
На верности, на правде, на любви.

Узнала я об этом не вчера
И ложью подправлять её не смею.
Пусть рухнут на меня
все́ три её шатра
Всей неподкупной красотой своею.

Ольга Городецкая