Этот валун находился здесь всегда, наверное, ещё со времён всемирного потопа, потому что только могучие волны того давнего Божьего гнева могли вынести этот огромный камень из горного ущелья и уложить на берегу нашей реки. Он выделялся среди своих гранитных собратьев, вольно разбросанных по берегам Талгарки, великостью размера, плоской гладью спины и дикой чернотой цвета. Все другие камни рядом с ним казались серенькими мышками у подножия горы.
Родина начинается с малого, а объединяет многое – отеческий дом, дерево, речку и родной… камень. Даже зимой мы ходили к нему посмотреть на его широкую спину, чернеющую среди синего ледяного покрова воды и белизны снега на берегу. На самом камне снег не держался, а таял сразу же после выпадения. Видимо, за лето накапливал он в себе солнечную энергию, и ему хватало этого внутреннего жара, чтобы в трескучие морозы растапливать вокруг лёд и падающий снег. Кругом камня в зимнюю стужу плескалась голубая вода, хотя река от берега и до узкой протоки в середине покрывалась льдом. И для нас это казалось чудом – никаким морозам наш камень не поддавался. Сбросив варежки, мы касались ладошками его поверхности, и он отзывался, не поверите, – летним теплом, сказочно-необычным среди снега и льда.
Тогда, в то замечательное время нашего детства, все мы верили в чудеса, потому они и случались – мы согревались и росли под добрыми взглядами наших родителей, соседей, улыбками незнакомых людей, и вокруг нашего камня не замерзала вода.
Наши деды и отцы тоже знали о чёрном камне и приходили сюда, кто погреть старые кости, а кто вспомнить былое молодое время, сокровенные тайны, связанные с этим местом. А место здесь замечательное: чистейшая вода горной реки – цвета утреннего неба, и среди этой красоты чёрный камень, омываемый всплесками течения, одним краем касающийся берега, как бы приглашая взойти на свою широкую, гладкую спину и, оглядевшись вокруг, вспомнить прошлое и, быть может, прозреть будущее.
Конечно же, мы тогда об этом не думали – просто купались до синевы на губах и лезли на камень греться, а он большой и горячий встречал нас теплом и каким-то особенным запахом необъятного простора свободы – запахом родины.
И ещё во время купания на реке мы изучали языки. Не верите? Наша многонациональная голопузая орда отличалась не только нерушимой дружбой народов, но и пытливым желанием проникнуть в глубину культурного быта соседей – казахов, немцев, турков, греков, украинцев и даже евреев. Как с причины возникновения любой этнокультуры, мы начинали с языка. Переводили слова на русский, как родной для всех народов, проживающих в нашем горном крае, и, запоминая цепкой детской памятью слова и даже целые предложения первоисточника, пытались употреблять иноязычные названия предметов и действий, учились разговаривать на этой «вавилонской» смеси языков и наречий. Получалось такое столпотворение слов, что понять нашу «секретную» болтовню, даже искушённому во многих языках полиглоту, было бы невозможно. А мы понимали и разговаривали на своём тарабарском наречие меж собой, считая этот язык совершенным для сокрытия наших детских тайн. Язык наш шлифовался временем и вырастал в необходимую величину межнационального общения. Здоровались мы всем понятным словом – Шалом, река называлась Рарой, а тёплый друг нашего детства, чёрный камень, величался на смеси языков – Кара-Валун.
И вот однажды, среди лета, когда вся детвора только что не ночевала на реке, в её обширной пойме появились люди с тяжёлыми молотками и зубилами и принялись колоть и тесать камни, которые потом увозила машина. Нам, конечно, жаль было расставаться с каждым из наших друзей, но мы мирились с этими утратами – взрослые люди работают, значит, так надо. Но когда эти пришлые люди подобрались к нашему «горячему» камню и стали его измерять, о чём-то весело переговариваясь, мы все, как один, по команде на нашем многоязыковом сленге: «Атас-Алга», - высыпали на спину Кара-Валуна и улеглись, сплошь покрыв своими телами его каменную ширь. Мужики, озадаченные нашей смелостью, пытались нас увещевать, убеждать, но мы молчали, не поддаваясь на уговоры, а позже мужественно, не двигаясь, и всё так же бессловесно переносили их угрозы и ругательства… и невыносимый летний зной.
Каменотёсы тоже не сдавались в желании раскромсать наш валун. Присев на берегу, разделись, стали купаться, ожидая, когда жара сгонит нас с камня. Так, наверное, и случилось, если бы каждый из нас вдруг не почувствовал всем своим маленьким телом, что Кара-Валун начал излучать живительную прохладу. И наша решимость защищать родную территорию обратилась нерушимой крепостью. Мы будто срослись с каменным братом и поверили, что сможем его отстоять, потому что он не сдается, призывает нас к стойкости, отдавая свои силы, чудесным образом даря нам прохладу в летнюю жару.
Мы так и не сошли с места и дождались, когда терпение каменотёсов лопнуло. Немного поворчав на нашу, с их точки зрения, безумную храбрость, но уже беззлобно и без ругани, а так для порядку, они ушли вниз по течению, где река растекалась широко и вольно, и её русло сплошь было покрыто камнями разной величины. Мы же сразу бросились в воду, шумно и радостно празднуя победу. Когда, накупавшись до «гусиной кожи», снова влезли на спасённый камень – он был горячим и как всегда старался обогреть наши, дрожащие от долгого купания тела.
Прошло много лет – на этом камне выросли наши дети, вырастут и внуки. Мы не забыли о нём, и часто кто-нибудь из нашего поколения приходит сюда, подолгу сидит на тёплой гранитной глади, перебирая, словно бусинки события минувших дней и, конечно же, вспоминает тот случай борьбы и победы за малый кусочек нашей Родины, наш Кара-Валун.
Николай Зайцев, г. Талгар, Казахстан
