Что делать человеку, когда живой дневной свет уже не радует своим проникновением в окна, и жизнь не представляет былого интереса…

Продолжение. Начало см. «Сводка +» за 9-12 апреля 2025 года.

- У вас есть деньги? – недоверчиво взглянул на него хозяин.

- Целый мешок, там, у дверей. Правда, нужно отдать их писателю, но, думаю, если поделить наличность пополам, хватит и на книгу, и на икру, - обдумывал сделку Иван.

- Лучше бы весь мешок, - вздохнул Гусь, - но и половины тоже хватит. Забирайте бумаги и давайте делить деньги.

- Тебе повезло, - сказал Ивану приведший его сюда, друг хозяина. – У тебя есть всего один знакомый писатель, он и напишет тебе 666-ю рекомендацию, и ты пойдёшь на приём.

С дележкой денег вышла небольшая заминка, одна пачка купюр никак не хотела делиться пополам, была лишней и её, по обоюдному согласию сторон, отдали другу хозяина. Поблагодарили его за смелое решение вопроса с лишней суммой денег, иначе такая нужная всем сделка могла бы совершенно расстроиться. Порядочность присутствующих стала порукой честному разделу денег между Гусём и ещё не найденным писателем.

- Писателя мы найдём, - успокоил Ивана друг водоплавающих. – Ему нужны деньги, и он не станет прятаться.

- Убедительно, - снова залёг на свой матрац Гусь. – Вы расскажите мне о нём, многие люди богемы приходят ко мне полюбоваться на краски заката и часто делятся своими творческими замыслами. Может, и ваш писатель побывал здесь и, что хуже для вас, уже написал своё представление на вышний суд.

Иван повторил историю своего знакомого и рассказал содержание его пока ещё не вышедшей книги.

- Очень интересно, такого сюжета мои головастики ещё не слыхали. Вам опять повезло, у меня не бывало такого писателя, этот модерновый сценарий романа обязательно бы запомнился. Шансы попасть на приём увеличились. Редкая удача в нашем городе сумеречного сознания. Желаю вам успеха в продолжении ваших замыслов. Приходите любоваться на закат солнца, - и Гусь бултыхнулся в пруд, вынырнул кверху задом и так остался провожать гостей.

Из подземелья пришлось выбираться ползком, механизм опускал только вниз. Вверх довелось карабкаться довольно долго и вышли они в те же самые сумерки, нисколько не поменявшие свой цвет со времени их пребывания в подземном царстве приветливого Гуся.

- Ваш знакомый совсем не бывает наверху? - отдышавшись, спросил Иван.

- Зачем? Ему даже на юг лететь не надо, вода всегда тёплая, и климат, от пара, можно сказать, субтропический. Люди к нему сами приходят, еды навалом. У него есть красивый закат, то, о чём мы, в этих непреходящих сумерках, можем только мечтать. Он совершенно доволен жизнью и даже отказался, в вашу пользу, от возможности попасть на приём, хотя рекомендательный способ считается наиболее верным для разговора с начальством, нежели родственные узы с Кассандрой, с которой-то и при жизни мало кто желал родниться, а уж сейчас и подавно. Но поставлены условия, и требование времени порождает родственников, и всё только для того, чтобы услышать какие-то слова Консультанта, потому что разговор при первой встрече всем, кто потом оказался в этом городе, показался неоконченным. Вы ведь тоже так считаете и рвётесь неведомо куда, чтобы договорить или дослушать. Не правда ли? И попали вы сюда, вернувшись в больницу, чтобы договорить с не очень похожим на доктора Консультантом, ещё и не зная, кто он таков, но предполагая, что он и есть врач, который должен определить причину вашего душевного беспокойства. В результате того, повторного желания свидеться с необычным доктором многие, живущие здесь, больше никогда его не увидят, единицам это удается, но окончательная целесообразность этого свидания неизвестна. Выходцев оттуда, равно как и с того света – нет.

- Зачем же туда все стремятся? – попытался прояснить рассказанное Иван.

- Недоговорённость – страшная тайна, всем кажется, что там будет сказана пара слов, после которых всё станет ясно. Неизвестность манит, - смолк незнакомец.

- Мы с вами уже долгое время беседуем и в гостях побывали, но я не знаю даже вашего имени, - решил познакомиться Иван, вспомнив этот досадный промах своей встречи с пропавшим писателем.

- Антонио, - представился провожатый.

- Кто это вам такое имя, иноземное, определил? - полюбопытствовал Иван.

- Сам. Решил назваться именем великой чести и божьей милости зодчего Антонио Гауди. Совершенство творений его гения восхищает мой разум с первого знакомства с ними. Оно состоялось в Барселоне, где впервые удалось вживую наблюдать величественный свет башен, построенных по проекту Гауди. Поговаривали вокруг, и, впрочем, на разных языках, о безумии автора, чтобы скрыть от себя свою маленькую серость, обыденность мечтаний. Мне увиделось в контурах величайшего творения одиночество гения, всеми своими помыслами устремлённого в Космос. Всемирное одиночества Бога.

Я долго пытался убедить власти создать подобие его творений у себя дома, на родине, мне было искренне жаль наших людей, не видевших мечтаний Гауди. Понять или даже внимать творчеству гения – значит, приблизиться разумом к Создателю. Я создал большое количество макетов будущего строительства, но никто не заинтересовался этим, все мои просьбы отвергались изначально. Я создал эти башни из песка, на речном пляже, люди приходили смотреть на мои чудачества, и лица их светлели от созерцания простых, песочных конструкций, но прислали бульдозер, и площадка очистилась от красивых искушений человеческого взгляда, а меня самого отправили на приём к Консультанту, чтобы не мешал народу купаться и загорать перед трудовыми подвигами.

Мне показалось, что доктор принял душою мои слова относительно небесного происхождения башен, но что-то осталось недоговорённым между нами и, вернувшись в кабинет, я оказался здесь.

- Вы архитектор? - выслушав рассказ, спросил Иван.

- Нет, я простой строитель, но если строить, значит, жить в построенном здании. И потому в лачугах и хижинах живут скоты, во дворцах стареют злодеи, гении живут в мечтах, в своих мечтах. А теперь мы должны зайти к человеку, ищущему страх. Вам ведомо чувство боязни? – начал задавать вопросы строитель.

- Да, я всегда боюсь просыпаться после ночных гуляний в райских садах. Очень странно оставаться в своей комнате одному, без единой из женщин, виденных во множестве, но так и оставшихся недосягаемыми во сне. Но всего больше ощущался страх, вдруг, в будущем, не увидеть свой любимый ночной кошмар. Я и пошёл в больницу, чтобы узнать, отчего мне снятся такие сны, с тайной надеждой, что они навсегда. Тогда бы можно совсем не бояться. Прошлую ночь, на диване, в комнате писателя, эти сны не виделись.

- Здесь нет снов, только сумрак и ищущий страх хочет отыскать начало своей боязни, которое пропало вместе с прошлой жизнью.

- Я изначально не переживал, даже оставшись один на дороге к горе, а затем, взойдя на неё и оглядывая город, не испытывал страха. Но отсутствие этого чувства меня не радует, если не существует никакой опасности и нет риска заполучить такую радость, есть ли сама жизнь? – вспомнил и продолжил свою мысль Иван.

Антонио накинул себе на голову плотный, брезентовый капюшон и впереди, от его лица, пошёл бледный свет, помогающий высматривать дорогу.

- Везучий вы человек, - прозвучал в этом свете его голос. – Деньги выиграли, без пяти минут на приём попадете, а страх будет и опасность тоже. За один день – и столько происшествий, мне за жизнь здесь не выпадало столько удачи. Вы знаете, почему мои песчаные дворцы разрушил бульдозер? – не успел закрепить фундамент и стены. Денег не нашёл купить несколько мешков цемента. Такого пустяка не хватило, чтобы шагнуть в Вечность. А здесь даже песка нет, только пыль, из неё строительство не затеешь. Пропал мой Гауди, один я понимал его мечты, - загрустил Антонио.

- Возьмите мои деньги, купите цемент и песок тоже, - пожалел творца Иван.

- Какой цемент, тут сумрак, а такому грандиозному проекту нужно солнце, его свет подчёркивает замысел художника. И Барселона – подходящее место, для осуществления фантазий Гауди. И Житомир хорошее место, но нигде нет денег для великого дела, а теперь и меня нет. Богатые люди хотят жить красиво, и эта их роскошь, совокупляясь с пошлым видением мира, порождает уродство во всём, всегда, и ничем не осилить эту роскошь бедняков, добравшихся к богатству. Хамского непотребства в распознании красоты. А вы, говорите, песок, цемент. Страшно подумать, что несколько мешков цемента могли изменить мир, унылую картину квадратных многоэтажек.

Иван слушал, даже не пытаясь возражать. Он начинал думать о людях в сумеречном городе и, неизвестно почему жалел, что не пришел сюда раньше, но в этой жалости жила уверенность в недолгом своём пребывании здесь. Его мысли прервал прохожий, волочащий за собой свою ногу, обутую в огромный, кованый сапоге который, даже с виду, был очень тяжёл, но его носитель упрямо тащил его за собой, беспокойно оглядываясь назад.

- Куда собрался, Ахиллес? – приветствовал его архитектор. -Сбросил бы ты этот проклятый сапог, уж и стрелков в городе не осталось. А если и есть, в сумерках нелегко целить в твою пятку. Да и зачем? Ты уже не тот, и враги твои сгинули, теперь незачем охотиться за тобой.

- Меняются времена, но не цели. Уязвимость моей пяты лучшая цель этого ничтожного мира. И чтобы сохранить в неприкосновенности пятку, я таскаю на ноге этот проклятый сапог, он и защищает великую цель от посягательств на всё смелое и красивое. Если враги поразят мою пяту, исчезнет стремление к великой цели и всё останется, как оно есть. А может статься гораздо хуже, - путано отвечал человек, называемый Ахиллесом.

- Почему, неужели слишком многое заключено в вашей пяте? Что же там у вас? – влез в разговор Иван и не пожалел, получив странный, но исчерпывающий ответ.

- Сама моя пята, заключённая в железный сапог, не имеет никакой ценности, но обладатель её – мужественный красавец Ахиллес, неуязвимый и потому бесстрашный в своих замечательных подвигах – велик. Покуда я жив, это пример бесстрашия, красоты. Даже желая меня уничтожить, мои враги пытаются дорасти до вершины моего величия, равняются на меня , и чем дольше я буду существовать, тем большее количество людей будет стремиться приблизиться в физической красоте и разуме своём к идеалу – соответствовать кумиру, пожелают стать достойными братьями Ахиллесу. Если же волей случая я погибну, то неизвестно, какую новую цель и какого кумира изберут себе люди. Им может стать уродливый и страшный мыслями демон, а не герой, и тогда мир наполнится страданиями. А пока мучаюсь только я один, но эти страдания ради неизменного величия красоты мира, - и он поволок дальше свой несуразно огромный сапог.

- Давно он его носит? – спросил Иван вслед удаляющемуся Ахиллесу.

- Не знаю и никто не знает, а зачем ему сапог, он только что рассказал. У каждого своя печаль от несовершенства мира, и длится она ровно столько времени, на сколько хватает пространства её боли, - строитель повёл рукою вокруг себя.

Мешок с деньгами вдруг потяжелел, будто напоминая о себе, и Иван попросился отдохнуть.

- Есть недалеко кабачок, там можно перекусить и даже водки выпить, - повернул в сторону реки Антонио.

- Этого мне и нужно. Хочу водки, - уверенно пошёл за ним Иван.

Страха не ощущалось, но появилось любопытство, что и повело его за ведущим. Отступила постылость разочарования, всегдашнего недовольства, которое пыталось завладеть мозгом с начала пути, усилилось после ночи, проведённой у писателя, от воя старухи и, вдруг, от встречи с Ахиллесом захотелось жить, водки выпить. Через тёмную, как ночь, реку шли широким мостом, и Иван, глядя через перила в чёрную жуть воды, спросил:

- Имя есть у реки?

- Самое простое – Лета. Там, куда мы идём, – ад. Оттуда редко возвращаются. Не хотят назад. Не бойтесь, там всё по-другому, может понравиться. Много народу сгинуло в аду, - интриговал Антонио.

- Что же там необычного? Не вижу ничего, кроме моста между сумерками и тьмой. Огни в темноте ярче, пылают прямо, но не жарят же там грешников? – пошутил Иван.

- Шутить изволите, а вот и жарят. Сами увидите и попробовать захотите, нет, не жареного мяса, а погреться на костре, до костей пробирает от жара, сопоставимо с аутодафе. У костров и собираются все сожженные ранее в огне, Галилеев человек семь наберётся, а уж ведьмаков разных – немерено. Каждый день горят до черноты.

Они спустились с моста по лестнице на берег и двинулись на горящие огнями буквы: «Костры Харона».

Неприятная дрожь пошла по телу Ивана при приближении к заведению с таким пугающим названием, а на входе его уже трясло, как в лихорадке. Антонио же был совершенно спокоен. Не успел Иван опомниться, как очутился в помещении, где на возвышении горел костёр, а вокруг, за столами сидели завороженные пламенем люди.

Николай Зайцев, г.Талгар, Республика Казахстан