Продолжение. Начало см. «Сводка+» 6 декабря 2024 года.
На войну Зайцев Пётр Руфетович ушёл не сразу. Уголь стране был нужен не меньше солдат. Продолжал работать на шахте рудника Акчатау вплоть до сентября 1941года. Сборы на фронт были недолги - враг рвался к Москве. Всего с шахты, в армию, было призвано семьдесят пять человек. В Шетск, на станцию, добирались на верблюдах, по трое в повозках. В ауле Аксуйлу новобранцев застала метель. Мело так, что пришлось остановиться на постой у местного жителя. В семье хозяина-казаха, к которому попали на постой Пётр и ещё два новобранца, сын уже находился на фронте, и вестей от него давно не было - приняли их, как родных. Три дня не унималась метель, и, казалось, ей не будет конца. Тронулись только на четвёртый день. Хозяин дал им в дорогу немного продуктов и, провожая, всё просил ребят разыскать на фронте его сына и передать ему, что его ждут дома. Вот такое было представление о масштабах войны у простых людей.
Добрались до станции Шетск. Городок был переполнен людьми, бегущими от войны, не погорельцами с оккупированных территорий, а вполне здоровыми мужчинами, пригодными к воинской службе. Кто-то защищал в смертельных сражениях с врагом Родину, иные же спасались бегством в Сибирь и Среднюю Азию. Кем были эти дезертиры, Пётр не знал, но помнит, что у этих людей, спешащих в укромные места нашей страны, при себе находились крупные суммы денег, в мешках, чемоданах и они наперебой угощали новобранцев едой и водкой и разговаривали между собой на незнакомом языке. Воистину сказано – кому война, кому мать родна.
Из Шетска отправились дальше уже в теплушках. В Семипалатинске началось распределение. Ровно три дня Пётр и ещё четыре парня, не имеющие никакой воинской специальности, обучались истреблению танков. Так, на скорую руку, готовили ребят, никогда не видевших танков, орудий, окопов, к самой долгой, жестокой и кровавой, в истории человечества, войне. Здесь же выдали обмундирование и снова поезд до Новосибирска, потом до Свердловска.
В Свердловске, на станции, трое парней, из пятерых истребителей танков, попали под проходящий поезд. Из-за этого происшествия теплушки с новобранцами заперли на замок и не открывали до самой Москвы. Так и прибыли в район разъезда Дубосеково. Из теплушек, посчитав и построив, новобранцев повели в баню. Но только намылились, раздались крики: «Тревога, танки». Наспех одевшись, новобранцы попали в окопы. Как говорится из огня, да в полымя, правда, здесь скорее наоборот. Так началась для Петра Великая Отечественная война. Был конец сентября 1941года.
Начались бесконечные бои. Танки, танки со зловещими крестами на броне. Сколько их было, сотни, тысячи? Истребители танков действовали бесперебойно. Одни вязали связки гранат по пять штук в каждой связке. Четыре гранаты ручками вверх и одна посередине ручкой в обратную сторону. За эту ручку и брался боец. На задание выходили из окопа по двое. Обходили, а вернее обползали, танк с двух сторон и бросали гранаты по тракам гусениц. Кто возвращался в окоп, кого косили из подбитых машин пулемёты. В промежутках между танковыми атаками, отражали атаки пехоты. Для этого у Петра под рукой находился пулемёт Дегтярёва и, слава Богу, имелись навыки охотника. Ходили в контратаки. Такое случалось редко. Командиры орали: «Вперёд» – но желающих бросаться с винтовкой на железную громадину находилось мало.
Молодёжь, с её желанием драться, удерживали в окопах старики, которые понимали бесполезность таких вылазок. Просто хватали за шинель и удерживали в окопе. Это была хватка отцов, сознающих важность жизни своих сыновей, для победоносного продолжения этой войны. Назад было нельзя, там ждала победы столица великой страны – Москва, обессилевшая о бомбёжек, голода и холода, но верившая в своих сыновей - защитников-героев
Прибывали новобранцы, теперь уже сибиряки. Хорошие, здоровые ребята, но едва-едва обученные воинскому делу и хотя у себя дома, в тайге, слыли удачливыми охотниками на любую дичь, в битве против железных чудовищ, эта подготовка их плохо выручала. Не успевали привыкнуть к войне - гибли, их место заступали другие. Отдыхали только по ночам. Ночью немцы не воевали. «Ахтунг, ахтунг, - кричали в сумерках громкоговорители с другой стороны фронта. – Рус Иван, не стрелять, отдыхать». Откуда было немцам знать, что русский Иван был не одинок в этой войне, все народы великой страны поднялись на защиту Отечества, и эти усталые солдаты, разных национальностей, валились на дно окопа спать, чтобы утром снова бить захватчиков. Пётр вспоминает, что бойцы даже благодарили противника за этот ночной покой, такими словами, которые могли даже служить утешением врагу, в короткие часы отдыха, между ожесточёнными боями. Менялись люди, всё больше и больше неподвижных танков дыбилось на протяжении тридцатикилометровой зоны, защищаемой дивизией генерала Панфилова. Всё это было, как один день и как целая жизнь. Всё делалось автоматически: гранаты, танки, окоп и снова окоп, гранаты, танки.
Петру повезло, он закончил бои под Москвой живым и невредимым, если, конечно, не считать израненной души, горевшей неодолимой болью за погибших на его глазах друзей, ставших родными и близкими, оставшимися в памяти навсегда молодыми защитниками нашей Родины.
В начале декабря, на позициях обороны, появились бойцы разведбата с неожиданным известием: «Немцы отступают». Сколько было радости, слёз и криков. Но война продолжалась и в этом пожаре, охватившем большую часть мирового пространства, закончилась только первая из самых жестоких битв. Началась передислокация войск. Через Клин пешком пришли в Калинин. В Калинине, на центральной площади, оккупантами было устроено кладбище для погибших солдат и офицеров из войск СС. Поступил приказ освободить площадь от чужих захоронений. Трупы эсэсовцев выкапывали и вывозили за город, где их сжигали. На эту нелёгкую работу ушло два дня.
Дальше двинулись на машинах. Остановились недалеко от Ржева. И хотя дома в деревне, где приказано было расположиться, остались, в большинстве своём, целы, а жителей не было, ночевать в избах настрого запретили, боялись налётов вражеской авиации. Спали на соломе, укрываясь от холодного ветра, под стенами домов. Позже, поблизости застрял армейский автомобиль, и когда солдаты выталкивали его из заноса, майор, ехавший в машине, всё расспрашивал бойцов об их фронтовом житье-бытье. Он страшно рассердился, узнав, что люди ночуют на улице. Когда вернулись в расположение части, уже поступило разрешение жить в домах, но печей не топить. Приезжий майор позаботился. Под крышей жить всегда веселее, даже в ожидании приказа о наступлении. Впереди был Ржев, оккупированный фашистами.
Позже, когда разрешили затапливать печи в домах, жить стало совсем уютно. Когда потрескивают в огне дрова и тепло наполняет жилище, то приходят хорошие мысли о том времени, в котором нет войны. О ней, той жизни, все помыслы и рассказы солдат. В этих рассказах прошлое перемешано с будущим, много выдумки и откровенного вранья, но ещё незабытая радость всех этих, вырвавшихся из самых глубин души, слов, была самым искренним пожеланием скорее увидеть эту счастливую послевоенную жизнь. За эти воспоминания и свои мечты, они шли в бой, умирали и рождались снова в других бойцах и в других мечтах и верили, верили себе и своим командирам.
В одну из ночей бойцов подняли по тревоге. Ночь темна, хоть глаз выколи. Командиры кричали, а куда идти никто не знал, солдаты буквально натыкались друг на друга. Куда-то шли, ползли, как слепые котята и, наконец, команда отбой принесла облегчение, что эта тревога не настоящая, учебная.
Однако уже на следующее утро двинулись к невысокой горе, из-за которой всё это время доносилась канонада. При подходе к высоте колонну начала обстреливать чужая артиллерия. С небольшими потерями перешли через возвышенность и вошли в лесок, где увидели множество развороченной, разбитой воинской техники, убитых людей и лошадей. Это были останки пушечных и миномётных расчётов, которые всё это время вели позиционные бои с противником. Похоронили людей, построили укрепления, приспособив для этого разбитую технику, и тут же приступили к отражению атак фашистов.
Пётр был командиром пулемётного расчёта. В его распоряжении находился пулемёт Дегтярёва и двое помощников, для подачи дисков с патронами и на случай подмены у орудия. Ножки у пулемёта были тонкие и потому проваливались в рыхлый снег, пропадала видимость объекта обстрела. Выход тому был найден простой - один боец из расчёта ложился на снег, ему на спину ставили пулемёт, так и воевали, при острой необходимости использовали трупы убитых товарищей – так мёртвые помогали живым сражаться с врагом.
Другие солдаты были вооружены винтовками, о своих автоматах ещё не помышляли, правда, у некоторых бойцов уже появились трофейные. Атаки немцев чередовались с дерзкими вылазками наших бойцов. Множество людей попадали под пули снайперов, особенно было жаль зелёных мальчишек-командиров, которые направлялись на фронт сразу после училища и новенькой формой, знаками отличия привлекали к себе внимание стрелков. Снайперами в гитлеровском вермахте служили финские охотники. Они влезали высоко на дерево, привязывались к стволу и, укрывшись в ветвях, вели оттуда прицельный огонь. Обнаружив, их уничтожали, но вреда они успевали принести много. Их трупы так и оставались висеть на деревьях, прикованные к стволам цепями.
В одну из атак Пётр, со своим расчётом, укрепился на пригорке и вёл огонь по отступающему врагу. Кончились патроны. Он обернулся и увидел, что оба его помощника убиты. Только дотянулся и взял новый патронный диск, чтобы заправить его в пулемёт, как боль пронзила левую руку, спину и голову. Он потерял сознание. Когда очнулся, страшно болела голова, вся левая рука была в крови. Бой уже закончился.