Иметь мысли - крамольное занятие, непозволительная роскошь или же святое право каждого индивидуума

Окончание. Начало Эпизод 1

В настоящее время борцы за всеобщее благо всех людей мира немного боятся об этом говорить, а тем более что-то делать. Ведь их могут обвинить в стремлении удариться в идеологическое равенство и практический коммунизм, который был всё-таки довольно идеалистическим учением и, соответственно, далеко не самым хорошим в своём полуэкспериментальном осуществлении. А люди сейчас чрезвычайно крепко уверены, что все они и так прекрасно стоят на какой-то иной очень твёрдой почве, и при этом им совершенно не нужно размахивать руками, чтобы попытаться взлететь выше некоей средненькой общечеловеческой головы с общесредними интересами и устремлениями.

Для воплощения вот этой абсолютно земной мечты, нашлись, давно построены и успешно используются гораздо более материальные и серьёзные возможности и программы, а также разработаны довольно чёткие методики их претворения в жизнь.

В настоящее время реальное воплощение коммунистической идеи дискредитировало себя в глазах более чем значительной части российского, и всего остального населения Земли.

Но это ужасно для значительной части последнего (вымирающего) поколения многих классических дремучих Российских интеллигентов. Ведь хорошо известно, что большинство нормальных РИ по своей внутренней сути всегда отражали и отражают левые взгляды, или те взгляды, которые призывают к самым великим свершениям во имя блага всего человечества и против любого произвола, в том числе и нынешнего, ненавязчиво денежного. А ныне иметь такие мысли является если не крамолой, то крайне непопулярным занятием. Суровейшая сейчас дилемма для Русского интеллигента. Ведь ныне они часто должны жёстко выбирать между свободой финансов и слишком мыслительным человеколюбием.

Поэтому теперь Российские интеллигенты обречены постоянно, и почти бесплодно мыкаться в поисках новых, уже давно открытых истин. Тем более, что и совсем правые взгляды многих дореволюционных РИ с их требованием максимальной свободы, в том числе экономической, для всех и каждого (эти взгляды тоже, в какой-то степени можно интерпретировать как левые) иметь также всё ещё не совсем прилично. Тем более, что их нормальных носителей в нашей стране просто нет. Практически все, кто громогласно заявляет о наличии у себя правых взглядов, в лучшем случае или малоловкие политические деляги, вышедшие из предыдущей марксистко-ленинской номенклатуры, или просто не совсем образованные товарищи, совершенно не ведающие своего слова и из-за возможных материальных выгод нагло путающие между собой эти две стороны отношения к миру. О худших случаях продажности своих устремлений даже не хочется говорить.

Те же, кто по делу может отнести себя к русской интеллигенции в поисках перспективы, в основном не нашёл своего нового места в этом не самом лучшем из миров. И, в итоге, ныне действующая в стране интеллигенция в значительной мере потеряла свой идеалистический настрой и вытекающий из него воплощаемый для всех полулевый полуправый идеал. В настоящее время она часто становится просто сугубо прагматичной, имеющей совершенно конкретные материальные интересы и цели недопрослойкой и недоклассом одновременно. И это уже не совсем российская интеллигенция. То есть, это совсем не она.

Признать же, что немалую часть жизни бывший советский человек (он же русский интеллигент) боролся за совершенно не нужные в настоящее время и слишком, это можно сказать без ложной скромности, благородные идеалы, многим сейчас кажется крайне неудобным. Недоговоренная скромность подсказывает им искать несколько иные высшие общечеловеческие ценности, которые при нормальном воплощении практически ничем не смогут отличиться от тех, которые предлагали классики и идеалистические интерпретаторы хорошо известного коммунизма. Ведь, в конечном счете, никто в нашей стране не может сейчас ничего предложить в качестве адекватной новой мечты для нормальной идеологии. Слишком много оставалось бы в ней от принципов, которые в своё время предлагали первые коммунисты. А это нынче немодно. В любом случае, идеология – это, прежде всего, мечта. А нужна ли она сейчас?

Точнее, может ли кто-либо сейчас нормальный выразить настроение хотя бы большинства нашего населения без даже частичного, минимального оглашения прежних самых высоких общечеловеческих устремлений? Трудно сейчас найти новый практически осуществимый идеал, кроме, разумеется, глубоко продуманной мечты о больших деньгах, но её, всё же, довольно сложно отнести только к духовной составляющей жизни человека. Так что бесплодные поиски общепринятых идеалов в нашей стране опять продолжаются напрасно.

Служение людям не стало целью нынешних, так называемых, РИ. Они переосмыслили опыт прежних поколений. Они поняли самую простую материальную истину и взяли её в качестве самой главной своей идеи. Нынешний РИ, даже не преуспевший на ниве всемерного зарабатывания денег, устал от постоянных мыслей обо всём человечестве сразу. Ему надоело бессеребрянное напряжение его мозговых извилин. Сегодняшнему российскому интеллигенту необходим нормальный финансовый покой, без мыслительного (по его мнению) экстремизма.

Поэтому, можно констатировать, что мечта у большинства жителей России (многие же из которых были суть Российскими Интеллигентами) сейчас превратилась в то самое сугубо прикладное стремление к достижению очень конкретных целей. В нашей стране теперь почти не нужно абстрактно мечтать. В одной известной песне середины 80-х годов XX века говорится, что человеку надоело «верить, любить, мечтать», а вдруг альтернативно захотелось «думать, хотеть и знать». Вначале это воспринималось в нашей стране как сверхпрорыв в духовном и мыслительном восприятии всего окружающего нас мира. «Неужели у людей могут быть какие-то ещё мысли, кроме тех, которые призывают к вершинам высшего духа?» ранее изумлялись очень многие из нас. И оказывались почти правы в своём желании никогда этого не знать.

Но, несмотря ни на что, с тех пор мы узнали и поняли слишком многое. По крайней мере, некоторые из нас хотя бы дошли до мысли, что никак и никогда нельзя противопоставлять два озвученных в той песне стремления, при всей их кажущейся несовместимости. Они, вопреки словам той песни, могут и должны найти взаимопонимание. И людям вполне по силам искать и находить обычные пути простого примирения между этими ранее вроде бы совершенно противоположными взглядами на человеческую жизнь, пока они сами существуют на этой планете. Это частично сейчас и происходит, но такой принципиальный взгляд на жизнь окончательно победит не сейчас. А может быть и никогда. Обязательно должна быть диалектика мысли, но не должна быть диалектика души, кроме как в качестве её общего стремления к достойнейшему для всех людей всеобщему миру.

А старая же мечта у РИ не получилась. Её воплощение из рук конкретных и слишком искренних безруких идеалистов в конце концов, пройдя самые разнообразные человеческие конечности попало в руки дилетантов от идеологии, но почти практиков от жизни. У них уже не было желания, да и в значительной мере возможности, воплощать ту, первую мечту в чистом, изначальном виде. Кроме того, всё это время шло постоянное приспособление слишком идеальной мечты к текущему историческому моменту, определению положения страны в объективном общемировом политическом процессе.

Так, анализируя свою активную белогвардейскую деятельность широко известный ещё во времена царизма политик, журналист и издатель Василий Шульгин отметил, что большевики в России к концу Гражданской войны пришли к обычному, принятому во всех несоциалистических странах мира почти сугубо прагматическому принципу государственности. Он увидел в этом большую заслугу Белого движения, в борьбе с которым большевики и вынуждены были вернуться к решению старых, стандартных государственных задач: созданию конкретного государства и всех вытекающих из него атрибутов принуждения: армии, полиции, служб безопасности и т. д. С волками, как говорится, приходится жить... «Окружение у нас было такое! Вынуждены мы были это делать!», говаривали потом адепты ново-старого порядка.

Правда, до 1968 года во многих головах умных мечтателей-идеалистов за границей оставались какие-то иллюзии в отношении перспективы практического построения лидерами Советского Союза каких-то иных более жизнеутверждающих стандартов, в том числе в области межгосударственных отношений, чем у политиков на их капиталистических родинах.

Была у нас тогда привлекательная для них идея возможного решения всех самых грязных вопросов современности, не традиционным, не чисто финансовым, не буржуазным методом.

Но после 20 августа 1968 года все в мире окончательно поняли, что мы обычная сверхдержава, которая может, кого угодно, заставить остаться в своём лагере самым разным образом, в том числе и совершенно негуманистическим и брутальным. Почему-то, именно после ввода социалистических армий в Чехословакию и последовали постепенно всё возрастающие реверансы со стороны лидеров крупнейшей капиталистической страны. По всей видимости, те в тот момент наконец-то почувствовали в наших руководителях того времени адекватные им самим родственные стандартные прагматические государственные души, а не вырвавшихся далеко вперёд всемирных мыслителей, которым они с самого начала безнадёжно проигрывали соревнование идей.

То большое, с какого-то момента специально выстроенное антагонистически против нашей прежней социальной системы государство (как ни странно, это случилось, в первую очередь, благодаря неимоверным и практически совершенно беспринципным усилиям табачного премьера немного другой страны), как известно, часто решало (да и до сих пор решает) неприятные вопросы устранения недовольства выходящих из-под его контроля общепризнанных субъектов международного права посредством военных интервенций тех, кто посильнее.

Наверно поэтому, именно после 1968 года, наконец, между прежними, ярыми противниками пришло время взаимопонимания и удалось решить многие спорные вопросы, которые привели, в частности, и к окончанию войны во Вьетнаме – на наших условиях; и к разрядке международной напряжённости – на условиях всего Мира.

В своё же время, как известно, идеализм Троцкого, провозгласившего во время переговоров с немцами в Бресте в начале 1918 года неожиданный лозунг «Ни войны, ни мира, а армию распустить!» был смят железными дивизиями Германии. (Недавно я узнал, что Троцкий в 17 и 18 годах выступал агентом одной зарубежной державы, которой было выгодно, чтобы Россия продолжала войну с Германией, но Ленин настаивал на противоположном, и потому Троцкому и пришёл в голову иезуитский, с моей нынешней точки зрения, лозунг). А потом, в конце 60-х годов прошлого века и вовсе был изъят из умов самими адептами почти самого главного творца Октябрьского переворота. А другое, может быть, и не могло бы случиться.

В настоящее время мы в очередной раз приходим (точнее возвращаемся) к традиционному и давнему принципу добра с мечом. Но воплощается ли он сегодня? Да и возможно ли подобное воплощение хотя бы в экономическом и политическом порядке в нашем мире вообще?

Для некоторых почти умных людей является проблемой даже вопрос, к кому надо бы быть подобрее, а к кому не очень. Хотя и так достаточно ясно, какой выбор такие люди обычно делают.

И не потеряется ли что-то важное и необходимое по дороге к новому старому победившему идеалу? Не слишком ли маловат разум у всех сильных людей? Не захочется ли им, как раньше, не менее широко периодически пользоваться своим правом сильного? Хватит ли сильной доброты идеалистов для возможности какого-то почти окончательного воплощения справедливости и более или менее общего счастья? Какая часть Мира будет лишена его? Поможет ли жёсткая и станет ли от этого обыкновенной регламентация нормальной для всех людей жизнью?

Сказать окончательно сейчас не решится уже никто. И не только потому, что, возможно, что большинство людей всей нашей Земли, об этом просто никогда не задумывались и, скорее всего, никогда не задумается вообще. Слишком уж велика вероятность того, что сильные духом могут потерять или свой меч, или добрый разум. А может и то, и другое одновременно.

Конечно, любому нормально (да и ненормально) мыслящему человеку (хотя люди и склонны себя идеализировать) всегда с глубочайшей тоской, но рано или поздно приходится осознавать очевидную истину, что далеко не всегда и всё в какой-то одной из многочисленных Вселенных зависит только от него. Конечно, каждый человек в этом мире рано или поздно начинает понимать, что если он и является господом Богом, то, обычно, даже у самого большого и выдающегося из них, по, так сказать, общечеловеческим меркам, это состояние проявляется только в крайне ограниченном пространстве и времени. Поэтому многие и стараются словить, и продлить этот волнующий для каждого нормального человека момент и выжать из него всё, что только возможно.

Личный и общий человеческий практический опыт, как известно, всегда что-то даёт, а что-то непременно берёт. И неизвестно что, в итоге, может перевесить, оставшиеся и приобретённые высокие надежды или появившиеся и потерянные старые и новые прагматические целесообразности.

В любом случае, всё, что ни делается человеком и человечеством в этом странном и далеко не всегда адекватном мире делается к лучшему. Или – к худшему.

Истина же, всегда одна. Правда, ситуаций и различных привходящих аспектов в её поисках и нахождении в каждом конкретном случае может быть гораздо большее число, чем это даже принято считать. Но многие из этих нюансов по наивности рассматриваются как очень отдельные, если можно так сказать, сугубо индивидуальные истины. Разумеется, эти более мелкие и необъективные истинки пересекаются, завиваются между собой, в конце концов, внутри этого клубка начинают противоречить друг другу.

Но надо только вовремя этот клубок просто разобрать по частям и расставить изначально известные и всем давным-давно понятные приоритеты. И тогда истину будет найти гораздо спокойней и правдивей, чем это очень многим сейчас кажется.

Пока же мир обречён постоянно сам себе доказывать, что он ещё не сошёл окончательно с ума от подлости и жадности.